Сергей Саканский - Наблюдатели

Но вопрос не успевает вылиться наружу: медленно открывается дверь подъезда, оттуда высовывается гроб… Нет, это детская коляска. Такая дорогая: навороченная … Как они говорят. Эта сучка живет этажом выше. Сначала она орала, как резаная, когда ее саму вывозили на двор в коляске, потом было несколько лет затишья, но мало-помалу на небесах разрасталась уже новая музыка.

Ломали целку. Прыщавые парни порой ошибались этажом, что-то гугниво мыча, тычась широкими лбами в мою дверь. Топали по потолку телячьи ноги, гулко долбили басы, барабаны, будто там постоянно кого-то ебут.

Потом все стихло. Теперь опять орет как резаная, но только ее дочка, новое отродье, которое через несколько лет затишья врубит свой новый музон, и новые ебунцы затопчутся перед моей дверью, а я буду старым, слезливым лауреатом Нобелевской премии… Почему-то мне кажется, что я буду жить очень долго: пожалуй, доживу до эпохи, когда будут ломать целку и у внучки той, которую сейчас тут выносят в гробу.

Как в наше время происходят похороны замечательных людей? Организуют какую-то комиссию, держат тело в открытом доступе, в вестибюле академии… Микров сердито, как Муссолини, косится на Санечку Майскую, молодую мать, которая, вытаскивая на улицу коляску, замешкалась в дверях. Хоть бы помог, дубина!

Я придерживаю дверь. Санечка, благодарно улыбаясь, опустив глаза… На улице ненастье, но ребеночку все равно нужен воздух. Так, постоят здесь, под козырьком…

Может, мне и не надо будет ни о чем хлопотать? Прямо из морга привезут в институт, оттуда – на кладбище.

Микров замечает в моей руке подарочную коробку.

– Это кому?

– Подруга.

– Какая?

– Маша Лисовская.

– Когда?

– Завтра.

– Дай-ка посмотреть.

Я холодею. Впрочем, и так холодно.

– Дома покажу. А у тебя по какому поводу цветок?

Ужас! Зачем спросила? Теперь он свяжет мою «ревность» со своей.

– Подарили. По поводу закрытия темы курей.

– Тема курей закрыта?

Бог мой, заврался совсем… Мне хочется размозжить голову своей жене или кому-то, кто прячется под ее оболочкой… И я протягиваю ей розу, высоко подняв ее над головой, будто это какая-то убийственная дубинка. Эту розу я хотел укоротить, упаковать… А потом скормить ее моей девочке по лепестку, всем ее дырочкам…

– Тема курей, видишь ли…

Едем в лифте. Как же это будут в этом лифте спускать гроб? Раньше он всегда целовал меня в лифте, и я начинала отбиваться, потому что на этаже мог кто-то стоять, и вот, открываются двери, а там пожилой профессор целует и мнет свою молодую жену…

Нет, конечно, глупости! Гроб несут по лестнице.

Входим в наш дом. Как бы суметь замочить этого пришельца, наблюдателя из центра Галактики, из созвездия Стрельца?

Она ставит розу в уродливую красную вазу, красное в красное: роза красит вазу, ваза красит розу… Мне кажется, будто оба предмета горят.

Эх, знала бы ты, как я прикалываюсь, что я творю с этими цветами и моей другой девочкой…

Входим в наш дом. Скоро уже только мой. Микров сразу берет стакан, быстро идет с ним в свою комнату. Мне надо обязательно что-то сделать с коробкой, чтобы утвердить ложь. Я открываю коробку, ставлю водочку в холодильник. Бутылка кажется мне очень теплой, как будто там кипит и клокочет яд. Ну да, коробка лежала в машине, прямо под обогревателем, теплый ветер дул мне в колени…

Я достаю куколку, которую мне подарил Жан, которую я искусно прятала в одной из кухонных банок. Кладу ее в коробку. Снова завязываю ленту и тут же слышу его шаги…

– Ну-с, и что у нас там в коробочке? – спрашиваю, потирая руки. Будто это и впрямь мне интересно. А водка греет мое горло. И все, происшедшее сегодня, проваливается вместе с ней, будто водка толкает прошлое волшебным поршнем вдоль моего пищевода…

Она разворачивает коробку, там лежит куколка. Страшно. Почему-то я чувствую страх, когда вижу эту куколку. И, кажется, я уже когда-то где-то видел ее…

Кукла в коробке выглядит, будто Микров в гробу. Мне жутко. Кукла лежит в той же коробке, где минуту назад лежал яд.

Яд!

Неужто я действительно собираюсь сделать это?

– Что с тобой? Ты побледнела прямо на глазах!

– Это похоже на гроб.

И она вдруг делает то, чего давно не делала: обвивает мою шею руками, встает на цыпочки и прижимается ко мне.

Всхлипывает.