Сергей Саканский - Наблюдатели

Я сойду с ума.

Хочется нанять каких-нибудь бомжей или пивняков, чтобы организовали нападение на улице, отобрали ее сумочку, пусть, кстати, намнут ей немножко бока…

Ужасная мысль.

Странный мне снится сон, ощущение такое, что уже был точно такой же, я знаю: это галлюцинация, во сне же и приходящая, и единственный способ проверить это – записать. Что я и делаю.

Я вижу планету. Ее поверхность почти ровная, покрытая густой сетью удивительных рек, многие из них столь огромны, что противоположные берега не видны за горизонтом. Их течение медленно и плавно, они разбиваются на протоки, рукава, образуют обширные дельты, растекаясь в гигантские озера, сравнимые с нашими морями, из которых опять вытекают реки, и все это сверху похоже на кровеносную систему какого-то огромного существа.

Безбрежные лесные дали открываются с невысоких холмов. Горизонт невообразимо далек, потому что планета раза в полтора больше Земли, воздух чист и прозрачен, как поцелуй ребенка, он принадлежит птицам.

Я медленно лечу над холмами. Я кого-то ищу. Этот кто-то – недосягаем…

Сегодня день рожденья моей дочки, сегодня ровно восемь лет, как ее не стало.

Иногда, если пристально об этом думать, я во всей полноте понимаю – что ты сделал со мной, Микров!

Я не хотела делать аборт, а ты – как ты говорил, как аргументировал! Ты предлагал повременить, не бросать институт, утвердиться в жизни, и лишь тогда…

Да, я окончила институт, я получила диплом биолога, чтобы бросить его в стол и навсегда забыть о биологии, а может быть, моя истинная профессия и состояла в том, чтобы быть матерью? Ребеночка моего ласкать, щекой прижиматься к его щеке…

Но все это было после, а сначала я твердо решила: рожать. И что это была за наказанье Божье? Когда все кончилось, и я попросила показать, мне не показали его, моего ребенка, а унесли от меня куда-то, и только потом, на другой день я увидела его…

Лучше бы я не видела его!

Это от тебя, Микров, это твое гадкое семя породило чудовище, но даже и это чудовище я хотела оставить, ведь это была моя дочка, я хотела кормить ее грудью, пока она не умрет, но ты настоял, а я была слишком слаба и напугана, чтобы возражать, ведь я чувствовала себя так виноватой, ведь только теперь я понимаю, что это не моя, а твоя доля создала чудовище…

Потом мы оба подписали отказ от ребенка и ехали домой из роддома, были первые желтые листья на тополях…

Потом ты сказал, что используешь свои связи и будешь следить за нашей маленькой уродицей… Потому что простым ведь родителям, которые отказались, этого нельзя.

Потом ты пришел хмурый и сказал, что она умерла…

Когда же я забеременела во второй раз, ты напугал меня, что и во второй раз может не получиться, вернее, получиться то же, что и в первый…

Я пошла у тебя на поводу, меня выпотрошили, мне было больно, и ты убил не одного ребенка – ты убил всех моих будущих детей, ты обесплодил меня.

Помнишь, как цинично, как гадко ты сказал, явно любуясь собственными словами, будто слетевшими с экрана коммерческого кино:

– У нас будет ребенок, – робко и нежно сказала я тогда.

– У нас будет аборт, – сухо и коротко ответил ты тогда.

Ты же не любишь детей, ты не в состоянии стать отцом, поэтому ты и вовсе не достоин любви женщины, Микров.

Слишком поздно я поняла, что никогда не смогу уйти от тебя, потому что кому я теперь нужна, пустая, бесплодная, как засохшее дерево? Вот каким изуверским способом ты привязал меня к себе!

Чтобы изо дня в день издеваться надо мной, чтобы унижать меня, чтобы бить меня.

И в этом весь ужас положения: я оставляла за собой право полюбить другого мужчину, но разве я могла, любя его, обмануть его, скрыть, что я теперь половина человека, уродина, засохшая древесина?

И вот теперь это свершилось: я полюбила, и есть человек, который может, наконец, взять меня от тебя, и я должна бы быть счастлива, но я испытываю лишь муку, тоску и муку, муку и тоску.

Quando paramucho mi amore defelice corazon.

Mundo paparazzi mi amore chicka ferdy parasol.

Cuesto obrigado tanta mucho que can eat it carousel.

Я ненавижу, ненавижу, ненавижу людей. Я метаюсь, я бьюсь в этом теле, натыкаясь изнутри на его стены, мне хочется прогрызть в нем дыру и вырваться наружу.

Еще немного, и я успокоюсь.

Да, я успокоился.

Сейчас это тело примет еще одну таблетку снотворного, и уснет. Я ненавижу это тело, этот разбалансированный организм.