Энн Пэтчетт - На пороге чудес

— Как ты сюда попала? — спросил он.

— Сама не знаю. Карен попросила меня поехать, а потом и мистер Фокс. Я должна была посмотреть, как продвигается работа у доктора Свенсон, а еще узнать обстоятельства твоей смерти. Я так огорчилась, когда мы получили письмо, где доктор Свенсон сообщала, что ты умер.

— Никто не думал, что я просто пропал? — удивился он. — Им не показалось странным, что они не нашли мое тело?

— Доктор Свенсон написала, что тебя похоронили. Она не сомневалась в твоей смерти.

— Но ведь ты так не думала? — Он положил руку на ее плечо.

— Думала, — честно призналась Марина. — Карен не верила в твою смерть и была уверена, что это страшное недоразумение. А я удивлялась и думала, что она просто не в силах смириться со страшным известием.

— Тогда почему ты отправилась меня искать?

— Из-за Барбары Бовендер, — ответила она и вдруг поцеловала его — потому что их губы почти касались, потому что он вправду был жив, потому что она больше ничего не могла объяснить.

Тогда, в гостиной у Бовендеров, Барбара спросила, любит ли она его.

Сейчас она его любила — но только сейчас.

Только в эту ночь, после такого ужасного и трудного дня, какого, может, у нее больше не будет до конца жизни.

Она поцеловала его, чтобы убедиться, что все это случилось на самом деле.

Он поцеловал ее, потому что это был не мираж, не сон, и он действительно вернулся в лагерь.

Потом они еще теснее прижались друг к другу, так было нужно, чтобы уместиться на такой узкой койке. Она заплакала, потому что снова увидела ту узкую речку, мимо которой так легко проплыть, не заметив.

Что, если бы она не заметила ту речку?! Что, если бы ее не заметила Барбара Бовендер? Тогда они никогда бы не нашли Андерса и никогда бы не потеряли Истера?

Андерс понимал это, он так и сказал, осушая поцелуями ее слезы.

Потом они любили друг друга — но только для того, чтобы прогнать пережитый ими страх и успокоиться. Это был физический акт утешения, нежности, высшей нежности двух друзей.

Она любила бы мистера Фокса, будь он здесь, а Андерс свою жену, но в эту ночь они были вдвоем, без своих близких.

Да и вообще, после всего, что они пережили вместе, как могли они не прижаться друг к другу, не слиться своими телами?

Ведь им нужно было доказать, как сильно переплелись их жизни, хотя бы до того момента, когда самолет приземлится в Миннеаполисе.

Если бы сейчас ее не прижимало к матрасу его похудевшее тело, она, возможно, стояла бы сейчас по колено в воде и всматривалась в темную реку, надеясь, что доктор Свенсон окажется права и Истер приплывет домой на украденном каноэ, может, на том самом, на котором уплыл в бреду Андерс.

А без тепла ее тела он, возможно, не поверил бы, что к нему вернулась удача.

Но об одной части этой истории они никогда не заговорят потом — о том, как Андерс положил ее на себя своими тонкими, как молодые деревца, руками, и она прижималась щекой к его груди, целовала его и рыдала…

Как ни странно, они проспали на узкой койке до утра и не упали с нее, две тонкие фигурки.

Марина лежала на боку, Андерс Экман прикрывал ее спину, словно одеялом. Перед отъездом она собиралась пойти в последний раз к мартинам, но передумала.

Сейчас ей хотелось только одного — чтобы все поскорее осталось позади.

С деревьями было покончено.

Сама мысль о том, что она хотела увезти с собой в сумке ворох веток, теперь казалась ей нелепой и ужасной.

Единственный, кого она должна привезти домой, — это Андерс.

Она лежала, голая, в постели со своим коллегой и разбудила его, пытаясь выбраться из его объятий.

— Ох, Марина, — проговорил он, но она лишь покачала головой, наклонилась и поцеловала его в последний раз в жизни.

— Поедем домой, — сказала она.

И они отправились домой.

На Марине была ночная рубашка Барбары Бовендер, брюки мистера Фокса, а сверху его рубашка. На голове красовалась шляпа Милтона, а в руке она несла металлический ящик Истера, словно маленький чемодан.

Сатурны повезли их на понтонной лодке в Манаус.

Когда они плыли по реке, над ними пролетел огромный орел, так низко, что они разглядели ужас на мордочке обезьянки, болтавшейся в его загнутых когтях.

— Это гарпия-обезьяноед! — воскликнул Андерс и высунулся за борт, чтобы лучше разглядеть хищника. — Вы видели?

— Его трудно не увидеть, — мрачно отозвалась Нэнси Сатурн.

В джунглях внезапно затихли все звуки, словно все живое затаило дыхание.

— Когда я приехал сюда, больше всего мне хотелось посмотреть именно на эту птицу. Они очень редкие. — Андерс не мог оторвать глаз от удалявшегося хищника. — Просто не верится, что я увидел гарпию.