Дэниел Киз - Таинственная история Билли Миллигана

Кроме того, писателю пришло письмо и от еще одного пациента Лаймы, датированное 30 января:

«Уважаемый,

перейду сразу к делу. В течение суток после того, как к Биллу приходил адвокат, его перевели из пятого отделения интенсивной терапии в девятое. В девятом режим строже.

Решение о переводе принял «состав команды» на ежедневной встрече. Билла это удивило и шокировало, но он держался молодцом…

Сейчас мы с Биллом общаемся только в рекреации. Так я узнал, что давят на него по полной. Он сказал, что ему запретили все визиты, звонить и писать до тех пор, пока он не уволит своих адвокатов. Ему также приказали прекратить работу над книгой, а санитары над ним издеваются. (Меня тоже обвиняли, что я помогаю Биллу работать над книгой, и я понимаю, что они не хотят, чтобы она вышла.)

Мне сказали, что Билл до самого конца останется в отделении усиленного режима…

(имя не называется)

12 марта писатель получил письмо на сербохорватском языке, судя по почтовым маркам, из Лаймы. Почерк оказался незнакомым.

«Subata Mart Osmi 1980

Kako ste? Kazma nadamo. Zaluta Vreme. Ne lečenje Billy je spavanje. On je U redu ne brinite. I dem na pega. Učinicu sve љta mogu za gaň moћete ra čunati na mene “Nuћda ne poznaje zakona”».

Nemojete se Ragen

8 марта 1980, суббота

Как у вас дела? Надеюсь отлично. Я терял время. Билли во сне не лечат. У него дела хорошо. Не волнуйтесь. Я буду управлять. Сделаю для него все, что смогу. Можете меня рассчитывать. “Нужда не знает закона”».

Рейджен.

В последующие месяцы я переписывался с Билли и поддерживал с ним связь по телефону. Он продолжал надеяться, что апелляции в суд помогут ему вернуться из Лаймы в Афины и продолжить лечение у доктора Кола.

14 апреля 1980 года, во время второго пересмотра дела, судья Кинворси отклонил обвинения в невыполнении распоряжений суда, выдвинутые адвокатом Билли против руководителя клиники Рональда Хаббарда и заведующего медицинской частью Льюиса Линднера, поскольку те не лечили Билли от расстройства множественной личности. Судья решил, что Билли должен остаться в Лайме.

Почти весь 1979 год рассматривались изменения в существовавших в штате Огайо законах в отношении лиц, признанных невиновными в совершенных преступлениях на основании невменяемости. Окружной прокурор будет вправе потребовать проводить слушание в рамках того закона, который действовал на момент совершения преступления, прежде чем такое лицо получит разрешение на перевод в место с менее строгим режимом (согласно требованиям закона). Пациент будет иметь право на пересмотр дела каждые 180, а не 90 дней, и эти пересмотры станут открытыми, в том числе для прессы и телевидения. Вскоре многие начнут называть эти поправки «законом Коламбус Диспэч», или «законом Миллигана».

Берни Явич, который ранее выступал обвинителем по делу Миллигана, рассказал мне позднее, что он входил в подкомиссию Ассоциации окружных прокуроров штата Огайо, составлявшую новый законопроект. Он сказал: «По моим ощущениям, группа вынуждена была собраться в ответ на гневные протесты по делу Миллигана…»

Новый законопроект № 297, принятый сенатом, вступил в силу 20 мая 1980 года. Судья Флауэрс сказал мне, что своим появлением новый закон обязан Билли.

1 июля 1980 года я получил письмо, проштемпелеванное в Лайме, а на обратной стороне конверта печатными буквами было написано слово «СРОЧНО». Открыв его, я увидел три страницы, исписанные арабской вязью. Вот фрагменты этого письма:

«Иногда я не знаю, кто я или что я. А иногда не узнаю даже окружающих меня людей. В голове эхом звучат голоса, но их речь вообще не имеет никакого смысла. Иногда как из темноты появляются лица, но мне очень страшно, потому что разум мой полностью разделен.

Моя (внутренняя) семья, по сути, со мной не общается, давно уже… события последних недель были не особо хорошими. Но я совершенно ни при чем. Мне противно все, происходящее вокруг меня, но я не могу это остановить, не могу изменить…»

Письмо было подписано «Билли Миллиган». Через несколько дней пришло еще одно, в котором объяснялось, кто написал первое.

«Я еще раз прошу прощения за то, что писал не на английском. Мне правда неловко, что я все делаю не так. Артур знает, что вы арабским не владеете, но все равно шлет вам эти тупые письма.

Хотя Артур никогда не пытался произвести на кого-либо впечатление, так что, наверное, у него в голове спуталось, и он забыл об этом. Артур научил арабскому Сэмюэля, но он никогда не пишет писем. Артур говорит, что хвастаться плохо. Вот бы он поговорил со мной. Происходят плохие вещи, а я не пойму почему.