Юрий Винничук - Танго смерти

Мы отошли на безопасное расстояние, а через час добрались до стеллажа № 1739, последний, четвертый, лист находился в фолианте, который назывался «Labyrinthus mundi» легендарного Гермеса Трисмегиста и имел экслибрис венского библиофила Антона Шварца фон Штайнера. Тем временем стало вечереть, и мы снова расположились на ночлег. Усталость взяла свое, поужинав и выпив бутылку вина, я заснул сном праведника, а проснулся уже поздним утром и снова не обнаружил девушки рядом с собой. Решив, что она где-то умывается и прихорашивается, я не сразу почувствовал волнение, но спустя какое-то время, не замечая никаких признаков ее присутствия, ощупал себя в поисках листов и, не найдя ни одного из них, уже не удивился тому, что фолиант тоже исчез. Один-единственный ангел, который скрывается в женщине, может оправдать пребывание в ней сотни чертей, но Миля оказалась исключением, и поэтому я, воскликнув: «Вот стерва!», во весь дух бросился за ней вдогонку, а чтобы шагов моих не было слышно, разулся и сунул ботинки в котомку. Я бежал, преодолевая препятствия, и напряженно прислушивался, но слух мой не улавливал ничего утешительного, всюду царила тишина, лишь легкий ветерок небрежно перебирал листья кустарников и деревьев. Иногда в воздухе испуганно металась какая-нибудь книга, осыпались страницы и раскачивались в воздухе. Уже весь взмокший, часа через три я перешел на быстрый шаг, беспокоясь лишь о том, что эта стерва могла затаиться где-нибудь и ждать, пока я проскочу мимо нее. Она не могла убежать слишком далеко, так как тоже была измотана вчерашним днем и должна была выспаться, поэтому опережала меня, может быть, часа на два, не больше, не говоря уж о том, что она не могла бежать так быстро, как я, без передышки, и должна была останавливаться, чтобы отдышаться. Уже пополудни я услышал какую-то возню, кто-то от кого-то вырывался, мужской голос бранился и бурчал, а женский лишь отчаянно повизгивал, было похоже, что кто-то кого-то насилует. Спустя мгновение я увидел между стеллажами парочку, которая сражалась не на жизнь, а на смерть, и без труда узнал в них жениха пани Конопельки и Милю, фолиант Пауля Скалиха валялся неподалеку, борьба велась за листы, которые Миля спрятала себе за пазуху. Блузка на ней была разорвана, листы выглядывали из-под лифчика, но старик не мог до них дотянуться, потому что Миля отбивалась руками и ногами, а порой еще и зубами клацала, так что дедок был уже весь исцарапан и искусан, а из носа у него текла кровь. Мне не оставалось ничего лучшего, как, изловчившись, поспешно выдернуть листы и, подхватив фолиант, спрятать все это в котомку. Взъерошенная парочка моментально забыла о драке и, тяжело дыша, уставилась на меня. Глаза их светились отчаянием и злобой, но я был настроен вполне дружелюбно, поэтому помахал им приветливо рукой и отправился в путь. Миля кричала мне вслед:

– Ты – дурак! Это огромные деньги! Опомнись! Я готова с тобой хоть на край света!

Но голос ее был холодным, как суп в придорожной корчме. А старик сквозь кашель прохрипел:

– Не верь женщине, вину и лунному свету!

На следующий день в обед я вернулся на рабочее место и вручил листы вместе с фолиантом пани Конопельке, она внимательно выслушала рассказ обо всех моих приключениях и выразила возмущение поступком своего жениха.

– Если он такая скотина, то у меня больше нет оснований хранить свою невинность. Как вы считаете, – прищурила она глаз, – если я намажусь, как шлюха, оденусь в яркое платье, нацеплю парик и стану под «Веной», мне дадут тридцать злотых за ночь?

– Возможно. Только советую вам деньги взять вперед и выскользнуть из кровати до того, как рассветет. А то вернетесь в библиотеку с подбитым глазом.

Старушка рассмеялась и сказала, что на сегодня я свободен, но я обратил ее внимание на фолиант Скалиха, к которому не нашел ключа. Пани Конопелька задумалась на миг, а потом хлопнула себя по лбу и вытащила из-за пазухи золотую цепочку, на которой висел золотой ключ. Он подходил к замку как влитой, она раскрыла книгу и извлекла еще один лист. Я попросил разрешения сделать снимки, она ничего не имела против и даже предложила для этого свой фотоаппарат. Каждый лист я фотографировал по частям, чтобы потом не напрягать зрение, рассматривая фотографии. Из библиотеки я с фотоаппаратом отправился к Йоське, он проявил пленки и принялся изучать листы. За то время, пока я бродил по закрытым фондам, он уже кое в чем разобрался. Оказалось, что некоторые ноты заменяют буквы, и наоборот, – некоторые буквы подменены нотами.