– Хватит, миссис Джарвис. Остановитесь на этом.
Брайони узнала этот тон, типичный для найтингейловских сестер, когда приходится иметь дело с особо трудными пациентами или слезливыми практикантками. Несомненно, Сесилия стала старшей сестрой.
На площадке второго этажа, прежде чем открыть свою дверь, сестра одарила Брайони ледяным взглядом, давая понять, что ничего не изменилось, никакого потепления не произошло. Из ванной, располагавшейся напротив комнаты Сесилии, через полуоткрытую дверь тянуло влажным душистым сквознячком и доносился гулкий звук падающих капель. Видимо, Сесилия собиралась принимать ванну. Она завела Брайони в свою квартиру. У иных медсестер, являвших образец аккуратности на работе, дома царил кавардак, поэтому Брайони ничуть не удивилась, когда увидела новый вариант хаоса, коим славилась спальня Сесилии дома. Но это помещение было отмечено еще и печатью бедности и одиночества. Средних размеров комната была поделена так, чтобы в узком пенальчике поместилась кухня, в дальнем конце, за дверью, скорее всего располагалась спальня. Стены были обклеены обоями в вертикальную бледную полосу – из ткани с таким рисунком любят шить пижамы мальчикам, – что создавало впечатление тюремной камеры. Пол был устелен обрезками линолеума, оставшимися, видно, после покрытия пола внизу, местами из-под него выглядывал деревянный настил. Под единственным подъемным окном находились раковина с примитивным краном и одноконфорочная газовая плита. У стены стоял стол, на нем была расстелена желтая скатерть из хлопка. Между столом и плитой оставалось так мало места, что трудно было пройти мимо, чего-нибудь не задев. На столе, в банке из-под варенья, стоял букет синих цветов, кажется, колокольчиков, рядом – переполненная, как обычно, пепельница. Тут же лежала стопка книг. Внизу – «Анатомия» Грея и томик Шекспира. Вверху – книги потоньше, на корешках которых серебряными и золотыми буквами были вытеснены имена авторов. Брайони заметила Хаусмена и Крэбба. Рядом стояли две бутылки стаута. [38]В дальнем от окна углу, на двери спальни, была прибита карта Северной Европы.
Сесилия достала сигарету из пачки, валявшейся возле плиты, потом, видимо, вспомнив, что младшая сестра уже не ребенок, предложила и ей. У стола стояло два кухонных стула, но Сесилия не села и не предложила сесть Брайони. Обе курили, ожидая, как показалось Брайони, чтобы выветрился дух хозяйки.
Наконец Сесилия сказала тихим, спокойным голосом:
– Получив твое письмо, я посоветовалась с адвокатом. То, о чем ты пишешь, сделать непросто, если нет новых улик. Того, что ты изменила свое мнение, недостаточно. Лола будет продолжать твердить, что ничего не видела. Единственной нашей надеждой был старый Хардмен, но он умер.
Хардмен? Брайони озадачило то, что сестра считает, будто Хардмен имел какое-то отношение к делу, и воспринимает его смерть как потерю важного свидетеля. Она попыталась вспомнить, участвовал ли Хардмен той ночью в поисках близнецов. Может, он что-то видел? Не было ли сказано в суде что-то, ей неведомое?
– Разве ты не знала, что он умер?
– Нет. Но…
– Невероятно.
Попытки Сесилии выдержать нейтральный, сугубо деловой тон терпели неудачу. Разволновавшись, она отошла от раковины, прислонившись к которой стояла, протиснулась мимо стола и остановилась у входа в спальню. Она тяжело дышала, стараясь сдержать гнев.
– Как странно, что Эмилия не сообщила тебе об этом, рассказав об эвакуированных и посевной страде. У него был рак. Вероятно, готовясь предстать перед Богом, он в последние дни говорил нечто, слишком неудобное для всех, кто причастен к делу.
– Но, Си…
– Не называй меня так! – взорвалась Сесилия и уже спокойнее добавила: – Пожалуйста, не называй меня этим именем. – Ее рука лежала на дверной ручке. Создавалось впечатление, что аудиенция подходит к концу и сестра вот-вот исчезнет за дверью.
С почти неправдоподобным спокойствием она подвела итог:
– А вот информация, стоившая мне двух гиней: то, что пять лет спустя ты решила сказать правду, недостаточное основание для апелляции.
– Я не понимаю, о чем ты…
Брайони хотела вернуться к Хардмену, но Сесилии было необходимо высказать ей то, о чем она наверняка не раз думала в последние годы.
– Все просто: если ты лгала тогда, почему суд должен поверить тебе теперь? Новых фактов нет, а ты – ненадежный свидетель.
Брайони подошла к раковине и взяла с сушки блюдце, чтобы стряхнуть пепел с наполовину выкуренной сигареты. Ужасно было слышать безоговорочное утверждение сестры, что она – преступница, однако последняя реплика Сесилии потрясла ее еще больше. Слабая, глупая, сбитая с толку, трусливая, уклончивая – да, именно такой она была и ненавидела себя за это. Но лживая? Как о заведомой лгунье она никогда о себе не думала. Как странно и каким очевидным это, должно быть, представляется Сесилии! Очевидным и неопровержимым. Какой-то миг Брайони еще хотелось оправдаться: она не желала намеренно ввести всех в заблуждение, она действовала не по злому умыслу. Но кто бы ей поверил?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу