Манфред Грегор - Мост

Выхватив его из чехла, он ринулся прямо к дому напротив. Успел заметить, что наверху в окне показалась светло-зеленая фигура, вильнул в сторону. Обернулся на бегу и крикнул:

— Вот он, стреляйте, стреляйте же, он там!

Выстрела из окна он уже не слышал, не видел и огненной вспышки. Его со страшной силой толкнуло в грудь. Последнее, что он услышал в наступившей вдруг темноте, был бешеный стрекот пулемета.

«Теперь ему конец, — подумал он, — я свое сделал!»

Американцу действительно пришел конец. Шольтен прошил его очередью в тот самый момент, когда он хотел еще раз выстрелить в Хагера. Американец осел, цепляясь за раму окна, потом медленно повалился навзничь. Винтовка осталась на подоконнике, ствол ее все еще грозил кому-то.

Шольтен выпрямился. Он ощущал невероятную усталость. За ним поднялся и Мутц. Они долго молча смотрели на открытые окна, потом на маленькую скрюченную фигурку Хагера, одиноко лежавшую в устье улицы.

Правой рукой он все еще сжимал штык.

— Пошли, — сказал Шольтен Мутцу. — Идем домой!

— А Форст? — вдруг вспомнил Мутц. — Ведь он все еще лежит под мостом и ждет, когда придут танки.

Осмотревшись по сторонам, они спустились к Вальтеру. Он привалился плечом к куче фаустпатронов, и обоих пронзила одна и та же страшная мыль: «Неужели и его?..»

Но, подойдя поближе, они увидели нечто совсем уж невообразимое.

Форст лежал, раскинув руки и слегка похрапывая: Вальтер Форст спал. Он проспал весь бой! Шольтен пнул его ногой в бок.

— Вставай, дерьмо! — крикнул он грубо.

Форст потянулся, сонно зевнул и лишь после этого открыл глаза.

Некоторое время он еще продолжал лежать на спине, удивленно таращась на Шольтена и Мутца. Потом прислушался. И вдруг просиял:

— Ребята, я проспал всю войну! — Одним рывком он вскочил на ноги.

— Пошли, — бросил Шольтен, — пора сматывать удочки.

— Где американцы? — спросил Форст.

— Смылись, — ответил Шольтен.

В этот момент послышался вой авиационных моторов. Ребята хотели выбраться из-под моста, но было уже поздно. Воздух наполнился свистом и ревом, три «мустанга» прочесывали на бреющем полете мост, раздался лай крупнокалиберных пулеметов и уханье реактивных снарядов.

— Надеюсь, они не станут бомбить, — прошептал Мутц.

— Из пулемета их, пожалуй, можно бы достать, — заметил Форст.

— Не трогаться с места! — приказал Шольтен и прислушался.

Самолеты сделали второй заход, опять открыли огонь, опять раздалось отвратительное уханье. Еще трижды возвращались самолеты к мосту, после чего шум моторов затих вдали.

Шольтен и Мутц вскарабкались по откосу и вошли на мост. Форст ковылял за ними. На мосту он увидел трупы товарищей и онемел от ужаса. Асфальт проезжей части был изрыт крупными воронками, на тротуаре и перилах следы пуль. Пулемет, из которого напоследок стрелял Шольтен, разбит. Весь искореженный, словно стиснутый гигантской рукой, он уставился вывернутым стволом в небо.

Они бросили последний взгляд на запад, и Шольтен проронил:

— Пошли!

— А как же приказ? — голос Форста звучал неуверенно.

— Плевать я хотел на твой приказ! — грубо отрезал Шольтен. — Всему на свете есть предел! Никто не имеет права посылать нас на верную смерть. Да если бы и послали, толку от этого все равно не будет. Нам приказали удержать мост, и мы его удержали! Четверо из нас погибли, может, хватит?

Форст пробормотал:

— Да я как все! Это же ясно!

А Шольтен вспомнил о генерале.

«Так как же, — спрашивал он себя, — выполнили мы приказ или нет? Если мы его и теперь не выполнили, тогда, значит, генерал только того и хотел, чтобы мы тут дрались до тех пор, пока всех нас не перебьют! Черт возьми, — осенило его, — значит, смерть тех четверых на совести генерала. Мог ли генерал желать их гибели? Это ведь невероятно!»

Генерал стоял в низкой комнате крестьянского дома и смотрел на часы. Дверь поминутно открывалась, вбегали связные, поспешно отдавали честь и вручали донесения. В последнем говорилось: «Дивизия оставила квадрат Ц-4 — Б-2 и в полном порядке отходит к указанному в приказе пункту. Арьергард занял оборону на восточной окраине города». Генерал облегченно вздохнул. Вдруг он заметил, что на лбу его выступила испарина.

Он вытащил из-за обшлага носовой платок и вытер лицо, потом снял фуражку и провел платком по массивному затылку и шее. «Итак, все удалось», — подумал генерал. И ощутил гордость полководца, расчет которого оправдался. Он опять взглянул на часы — было ровно пять.