Сью Кидд - Обретение крыльев

Нина распечатывала письмо с предложением руки и сердца от Теодора на моих глазах. Оно пришло в конце прошлой зимы во время долгой передышки в Филадельфии в доме Сары Мэпс и Грейс, где мы готовились к циклу лекций в бостонском «Одеоне». Прочитав письмо, Нина уронила листки на колени и разрыдалась. Когда она зачитала его мне, я тоже расплакалась, но к моей радости примешивались тоска и страх. Я хотела для нее этого брака, желала ее счастья не меньше, чем своего. Но куда деваться мне? Несколько дней кряду я не могла сосредоточиться на лекции, которую готовила, или скрыть страх одиночества. Нестерпимо было думать о жизни без нее, жизни в изоляции, но я не хотела также стать приживалкой, ютиться в задней комнате и путаться под ногами. Мне казалось, Теодор вряд ли захочет, чтобы я поселилась у них.

Однажды ко мне подошла Нина и уселась на скамеечку около моего кресла в гостиной Сары Мэпс. Она молча раскрыла Библию и прочитала отрывок, в котором Руфь говорит с Наоми:

– «Молю тебя – не покидай меня и позволь мне следовать за тобой, ибо куда пойдешь ты, туда пойду и я; где поселишься ты, там поселюсь и я; твой народ станет моим народом; твой Бог моим Богом. Где умрешь ты, там умру и я, и там меня похоронят. Пусть Господь свершит это для меня, и пусть только смерть разлучит нас с тобой». – Нина закрыла Библию. – Нам нельзя расставаться, это невозможно. После моей свадьбы тебе надо жить у нас. Теодор попросил передать, что мое желание – это и его желание тоже.

Теодор купил небольшую ферму в Форт-Ли, Нью-Джерси. Из нас получилась бы странная троица, но Нина по-прежнему была бы рядом. Мы продолжили бы работу над проблемой отмены рабства и женским вопросом. Я помогала бы по хозяйству, а с появлением детей стала бы тетушкой. «Одна жизнь закончилась, другая начинается».

В столовой священник произносил молитву, но я не закрыла глаза, как делала всегда, а засмотрелась на Нину, которая держала Теодора за руку. Мы договорились, что я на две недели оставлю молодоженов, а затем приеду к ним в Форт-Ли, но сейчас вспомнила о матери и ее вопросе: «Увижу ли я вас снова?» Пожалуй, это не просто грустные раздумья старой женщины, и я подумала: не сделать ли перерыв в работе и не навестить ли ее?

– Теперь мы муж и жена, – объявила Нина, когда молитва окончилась.

В саду накрыли обеденный стол. На белой полотняной скатерти стояли блюда со сладостями и лепестками только что сорванных цветов – наперстянки и розовой азалии. Кондитер украсил свадебный торт взбитыми белками и прослоил черной патокой, чтобы подчеркнуть Нинин мотив коричневого с белым. Там же стоял большой кувшин подслащенного малиново-смородинового сока, к которому выстраивались в очередь непьющие аболиционисты, делая вид, что он не забродил. Я быстро выпила изрядный стакан, и мир вокруг слегка поплыл.

Я прохаживалась среди гостей, которых было около полусотни, выискивая Лукрецию, Сару Мэпс и Грейс и думая: «Вот наши друзья, наши люди, и, слава богу, никто не говорит сегодня о жестокости этого мира». Мне повстречался сын миссис Уитьер, Джон, я не видела его со дня стычки в августе прошлого года. Он развлекал публику стихотворением собственного сочинения, в котором высмеивал Теодора за то, что тот нарушил клятву безбрачия. Джон сравнивал друга с Бенедиктом Арнолдом. Меня он приветствовал как сестру.

Лукреция сама нашла меня. Мы не виделись много лет. Сияя от счастья, она затащила меня в уголок сада с цветущими рододендронами, где никто не мог помешать нам.

– Моя дорогая Сара, даже не верится, как многого вам удалось достичь!

Я покраснела от смущения.

– Но это правда, – сказала она. – Вы с Ангелиной самые известные женщины Америки.

– Скандально известные, хочешь сказать.

– И это тоже, – улыбнулась она.

Я вспомнила, как мы с Лукрецией беседовали вечера напролет в ее маленькой студии. Нетерпеливая молодая женщина, какой я была тогда, очень волновалась, что так и не найдет цель своей жизни. Жаль, нельзя вернуться в прошлое и сказать ей, что все сложится хорошо.

Подняв глаза, я заметила в конце сада Сару Мэпс и Грейс, они шли к нам. Последние полтора года мы с Ниной почти постоянно были в разъездах и, не считая визита прошлой зимой, редко виделись с этими женщинами. Я заключила в объятия их и Лукрецию, которая знала мать и дочь со времен Арч-стрит.

Сара Мэпс вынула из сумочки письмо, и я сразу же узнала почерк Подарочка, хотя на конверте красовалась печать моей сестры Мэри. Не в силах ждать, я разорвала конверт и с упавшим сердцем прочитала короткое послание Подарочка. До нас и раньше доходили сообщения о беглых рабах, переправляющихся из Кентукки через реку Огайо или в Филадельфию и Нью-Йорк из Мэриленда, но редко когда из отдаленных районов Юга. «Мы уйдем отсюда, пусть даже ценой жизни».