Сью Кидд - Обретение крыльев

– Для этого мы вас и рекомендовали, – продолжал Теодор. – И все же, поощряя мужчин присоединиться к вашей аудитории, вы втянули нас в дебаты, которые отвлекают внимание от отмены рабства. Мы приехали в надежде убедить вас…

Нина прервала его:

– В надежде убедить нас вести себя как послушные комнатные собачки, терпеливо ждущие под столом объедков? На это вы надеетесь?

Я посчитала эту внезапную вспышку ответом на его обет безбрачия.

– Ангелина, прошу вас, поймите нас, – попросил он. – Мы целиком и полностью на вашей стороне. Уж кто-кто, а я-то поддерживаю ваше право на высказывание. Совершенно бессмысленно не пускать мужчин на лекции.

– Тогда почему вы придираетесь? – вмешалась я.

– Потому что мы послали вас сюда из-за отмены рабства, а не из-за прав женщин.

Он взглянул на Джона, чьи нависшие брови и худощавое лицо навели меня на мысль о том, что эти двое и правда могли быть братьями.

– Теодор лишь хочет сказать, что проблема рабства для нас важнее, – добавил Джон. – Я тоже поддерживаю борьбу за права женщин, но, разумеется, нельзя принижать проблему рабства из-за эгоистичного желания справиться с собственными пустяковыми обидами.

– Пустяковыми?! – воскликнула Нина. – Разве наше право свободно высказываться – пустяковое?

– По сравнению с общим делом отмены рабства? Да.

Миссис Уитьер выпрямилась в кресле:

– Право, Джон! Я, как женщина, не обижалась, пока ты не заговорил!

– Почему должно быть что-то одно? – спросила Нина. – Мы с Сарой не перестали работать над отменой рабства. Выступаем в защиту как рабов, так и женщин. Разве вы не понимаете, что, не будь мы такими скованными в действиях, сделали бы для рабов в сотни раз больше? – Повернувшись к Теодору, она бросила на него умоляющий взгляд. – Разве вы не можете стоять бок о бок со мной? С нами?

Он глубоко вздохнул, и его лицо, отразив любовь и муку, выдало его. Но Теодор прибыл сюда с определенной целью, а как говорила миссис Уитьер, он человек принципиальный – и не важно, прав он или нет.

– Ангелина, я считаю вас самым близким другом, и мне трудно идти против вас, но сейчас пришло время поддерживать рабов. Придет время заняться и вопросом прав женщин, но чуть позже.

– Право нужно отстаивать, когда оно отрицается!

– Мне жаль, – откликнулся он.

За окном сильный порыв ветра вспенил листву на березе. Звуки и запахи донеслись до меня сквозь открытое окно, и мне вдруг вспомнилось, как я играла под дубом на заднем дворе нашей усадьбы, складывая из шариков брата слова: «Сара беги». И как из коровника выволокли рабыню и отстегали кнутом. Я не кричала, не издала ни звука. Не сказала ничего.

Потом о главной проблеме заговорил пожилой мистер Райт:

– Меня огорчает, что ажиотаж вокруг женского вопроса вредит нашему делу. Он грозит расколом движения за аболиционизм. Не думаю, что вы этого хотите. Мы лишь просим вас ограничить свою аудиторию женщинами и в дальнейшем воздерживаться от разговоров о реформе в женском вопросе.

Затыкать рот сестрам Гримке – неужели это никогда не прекратится? Я посмотрела на мистера Райта, потирающего подагрические пальцы, потом на Джона и Теодора – хороших парней, которые хотели сдержать нас, разумеется, деликатно, по-доброму, во благо отмены рабства, ради нашего собственного блага, ради их блага, во имя всеобщего блага. Все это было так знакомо. На нас хотели надеть намордник.

За время беседы я вставила только одну реплику, и теперь мне казалось, вся моя жизнь прошла в попытках извлечь голос, который изменил мне в тот далекий день под дубом. Взбешенная Нина перестала спорить и взглянула на меня, словно умоляя сказать что-нибудь. Я поднесла палец ко рту, дотронулась до чуть припухшей губы и почувствовала, как кипевшее во мне все лето, да, пожалуй, всю мою жизнь, негодование выливается в жесткие округлые слова.

– Как вы можете просить нас идти на попятную? – начала я, поднимаясь на ноги. – Повернуться спиной к себе самим и своему полу? Разумеется, мы не хотим раскола движения – одна мысль об этом огорчает, – но, пока мы под пятой у мужчин, мы мало чем можем помочь рабам. Делайте, что считаете нужным, – контролируйте нас, лишайте поддержки, – мы все равно продолжим работу. А теперь прошу, господа, освободить нас от вашего присутствия.

В ту ночь я начала сочинять свой второй памфлет «Письма о равенстве полов», работала до рассвета. Первая строчка сложилась у меня в голове, пока мужчины пытались разубедить нас. «Каким бы ни было моральное право мужчины на поступок, таково же моральное право женщины. Она облечена Создателем теми же правами, теми же обязанностями».