Джузеппе Маротта - Золото Неаполя - Рассказы

— А муж кто был?

— Тоже мафиози, по прозвищу Большой Паскуале из Нолы. Представьте себе здоровенного детину, просто воплощение силы и ярости, контролирующего контрабанду сигарет и торговлю фруктами, — Гаэтано Орландо всадил в него пулю как раз в тот момент, когда он бесплатно лакомился апельсинами, а с Пупеттой они были женаты уже несколько месяцев.

— Одну минутку, дон Вито, а что, она блондинка или брюнетка, эта женщина?

— То есть как блондинка или брюнетка? При чем здесь это?

— Ну, это я спросила для приговора. Представим себя на месте присяжных. Если эта Пупетта — блондинка, то я добавила бы еще «заранее обдуманные намерения». И в еде, дон Вито, блондинки предпочитают холодные закуски, а брюнетки — чтоб было с пылу с жару.

Ночной сторож крестится, не в силах скрыть изумления:

— Во имя отца и сына и святого духа! Да что это за способ у вас применять закон… Вы вообще понимаете, что говорите?

Донна Джулия Капеццуто с сарказмом отвечает:

— А ваше правосудие, когда не продохнуть от лжесвидетельств, а судейские только все карты путают — оно что, лучше ли?

Дон Вито теряет терпение:

— Уф-ф… Вся беда в том, что цепь этих гнусных убийств кладет пятно на репутацию Неаполя. По всей Италии только и разговоров, что о пальбе на корсо Новара, а мы поголовно выглядим какими-то головорезами.

Дон Фульвио Кардилло негодует:

— Прошу вас, не надо впадать в крайности. Вот, например, сотворение мира, уважаемый дон Вито, — мы имеем господа бога, который без греха, но мы имеем также и дьявола. Так позвольте спросить: что, по-вашему, существование сатаны бросает тень на божественное творение?

Вечный безработный дон Леопольдо Индзерра примирительно замечает:

— В конце концов, как ни крути, каждый рано или поздно помрет от чего-нибудь — крестьянин может наступить на грабли и загнуться от столбняка, рабочего затянет в трансмиссию, рыбак потонет, а мафиози повстречается на узенькой дорожке с тем, кому суждено проделать в нем пару дырок, и все, прощайте.

Армандуччо Галеота, глядя на свои костыли, крест-накрест сложенные на земле, заявляет:

— Бессмертны только вы, который абсолютно ничего не делает, так что примите поздравления и наилучшие пожелания!

Уличный продавец календарей Кардилло снова вступает в разговор:

— Э, милые мои, не будем слишком драматизировать ситуацию. Ведь что получилось в результате всего этого: двое из мафии на том свете и еще двое — за решеткой. А что по этому поводу говорится в народе? На все воля божья; чему быть — того не миновать; сколько веревочка ни вейся… Что, в других местах нет преступников? Морги, больницы, суды и исправительные дома в Риме, Милане, Турине, Генуе и Болонье — они что, пустые? Стыдно не это, а то, что неаполитанский мафиози вырождается и скатывается все ниже и ниже.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду то, что он уже не тот, что прежде, когда про него играли спектакли и пели песни. Давайте сравним гнусность сегодняшних с достоинством и изяществом тогдашних. Вы хоть и служитель закона, дон Вито, но такому мафиози, как дон Акилле Мистика, должны были бы просто поклониться, окажись он сейчас среди нас. Он был, так сказать, символом и украшением Сан Джованни в Тедуччо, и когда он опускал дубинку на вашу голову, это было все равно как епископское благословение — спокойно, торжественно, с чувством, безошибочно, так что казалось — рука судьбы! Да это было просто счастьем, когда вам ломал кости такой мафиози, как дон Акилле Мистика!

Донна Джулия живо заинтересовалась:

— А вы его знали, дон Фульвио?

— Да, к сожалению. Я тогда был еще ребенком, но слушал, что люди говорят, и могу сказать, что знаю о нем все. Начал он свою карьеру на Мачелло, контролируя торговлю рогатым скотом и общественный порядок в широком смысле слова, так что столкновение с бесспорным главой местной мафии доном Чиччо Дезидерио — тот был старше и пользовался большим авторитетом, — было совершенно неизбежно. И вот они встретились для «объяснения»… Дон Акилле снимает шляпу в знак приветствия и говорит: «При всем моем к вам уважении, почтеннейший дон Чиччо, должен заметить, что молодым тоже надо как-то жить», а дон Чиччо в свою очередь в высшей степени любезно здоровается и заявляет ему следующее: «Безусловно. Но с моего одобрения. Так что если кто из молодых моего согласия не получит, то лучше ему сидеть тихо и держаться за материну юбку». Дона Акилле эти слова поразили в самое сердце, но он, как положено, и глазом не моргнул, а просто снял еще раз шляпу и сказал: «Именно к вам, дон Чиччо, я и обращаюсь с подобной просьбой и прошу мне позволить работать на Мачелло. Окажете вы мне такую честь или нет?» «Вряд ли», — задумчиво ответил седовласый патриарх. Дон Акилле слегка нахмурился и говорит: «Ну, коли так, дон Чиччо, то не откажитесь встретиться со мной сегодня ночью, около часа, на Кваттровие в Поджореале. Надеюсь, это не нарушит ваши планы?» А Дезидерио в ответ любезно замечает: «С большим удовольствием, дон Акилле, какой может быть разговор. Молодежь либо взрослеет, либо уж нет… Хочу, кстати, одобрить выбор места — до кладбища рукой подать. До встречи, дон Акилле, желаю вам всего хорошего».