Чезаре Павезе - Избранное

Теперь, когда она знала, что Гвидо такой хороший, у нее прибавилось смелости, и, положив голову ему на плечо, она сказала, что хочет всегда видеться с ним наедине, потому что с ним ей хорошо, а с другими нет.

— Вечером сюда приходит ночевать Родригес, — сказал Гвидо, — не хочешь же ты, чтобы я выставил его на улицу. Здесь работают, понимаешь?

Но Джиния сказала, что ей довольно часочка, минутки, что она тоже работает и будет забегать сюда каждый вечер в это время, но хочет заставать его одного.

— Когда ты станешь штатским, Родригес все равно будет приходить? — спросила она. — Мне очень хотелось бы посмотреть, как ты рисуешь, но чтобы никого больше не было.

Потом она сказала, что согласилась бы позировать ему, но только на этом условии. Они лежали в темноте, и Джиния не замечала, что темнеет. В этот вечер Северино пришлось уйти на работу, поужинав всухомятку, но это случалось уже не в первый раз, и он никогда не жаловался. Джиния ушла из студии, только когда пришел Родригес.

В эти последние дни перед увольнением с военной службы Гвидо по вечерам грунтовал и сушил холсты, прилаживал мольберт и все приводил в порядок. Он никуда не выходил. Как видно, было делом решенным, что Родригес и дальше будет жить с ним. Но Родригес умел только устраивать кавардак и заводить пустые разговоры, когда Гвидо было некогда. Джиния была бы так рада помочь Гвидо навести в студии чистоту и порядок, но понимала, что Родригес стал бы приставать к ним и мешаться у них под ногами. От нечего делать она опять начала гулять с Амелией. По большей части они ходили в кино, потому что обе кое-что утаивали друг от друга, и им было нелегко проводить вечера, болтая. Было ясно, что у Амелии что-то на уме и она ходит вокруг да около — недаром она то и дело острила насчет блондинов и блондинок. Но Джиния уже привязалась к ней и была неспособна скрывать свои чувства. Однажды вечером, когда они возвращались домой, она спросила, договорилась ли Амелия с той художницей. Амелия сделала большие глаза и сказала, что об этом нечего говорить.

— Почему же, — сказала Джиния, — я никогда не позировала, но мне неприятно, если ты из-за меня потеряла эту работу.

— Перестань, пожалуйста, — сказала Амелия. — Ты нашла любовника и плюешь на всех. Правильно делаешь. Но на твоем месте я бы поостереглась.

— Почему? — спросила Джиния.

— Что говорит Северино? Нравится ему зять? — со смехом сказала Амелия.

— Почему я должна остерегаться? — спросила Джиния.

— Ты отбиваешь у меня моего прекрасного художника и еще спрашиваешь?

У Джинии екнуло сердце. С минуту она шла молча, чувствуя на себе взгляд Амелии, потом спросила:

— Ты позировала Гвидо?

Амелия взяла ее под руку и промолвила:

— Я пошутила.

Потом, помолчав, сказала:

— Разве не лучше нам гулять вдвоем, как женщина с женщиной, чем портить себе кровь, путаясь с хамами, которые ничего не понимают в девушках и ухлестывают за первой попавшейся?

— Но ты ведь крутишь с Родригесом, — сказала Джиния.

Амелия пожала плечами и фыркнула. Потом проговорила:

— Скажи мне одну вещь. Гвидо по крайней мере осторожен?

— Не знаю, — сказала Джиния.

Амелия задержала ее и взяла за подбородок.

— Посмотри мне в лицо, — сказала она.

Джиния не стала сопротивляться, потому что речь шла о Гвидо. Они остановились в тени подъезда, и Амелия быстро поцеловала ее в губы.

Они пошли дальше, и испуганная Джиния натянуто улыбалась под взглядом Амелии.

— Сотри помаду, — сказала Амелия спокойным голосом.

Джиния, не останавливаясь, достала зеркальце и смотрелась в него не отрываясь, пока они не дошли до следующего фонаря — все разглядывала глаза и поправляла волосы.

— Ты, наверное, думаешь, что я выпила? — сказала Амелия, когда они миновали фонарь.

Джиния спрятала зеркальце и, не отвечая, пошла дальше. Стук их каблуков по тротуару отдавался в ушах. На углу Амелия хотела было остановиться, но Джиния сказала:

— Нам сюда.

Они завернули за угол, и, когда подошли к подъезду, Амелия сказала:

— Ну, пока.

— Пока, — сказала Джиния и пошла дальше одна.

На следующий день, когда она вошла в студию, Гвидо зажег свет, потому что на улице стоял туман и, заволакивая огромные стекла, казалось, окутывал и их самих.

— Почему ты не разожжешь керосинку? — спросила Джиния.

— Керосинка горит, — сказал Гвидо, который на этот раз был в куртке. — Не бойся, зимой будем топить камин.

Джиния, обойдя комнату, приподняла прибитый к стене кусок материи и увидела маленький камин, заполненный стопками книг и всяким хламом.