Ричард Мейсон - Тонущие

Она окончила свою речь и одновременно докурила; я услышал шорох картона: она бросила окурок в пустую коробку.

— Гадкая привычка, — заметил я.

— Так и есть.

Мы молча сидели рядом.

— Вы считаете меня очень странной, Джеймс? — спросила она наконец.

— Я считаю вас удивительной. — Я чуть было не взял Эллу за руку, но слишком долго колебался и упустил момент. — Какой он, ваш остров?

— Мой остров?

— Ну, тот, на который вас выбросило течением. Расскажите, какой он. Пока что вы сообщили только, что там неинтересно, хотя не похоже.

Элла ответила не сразу. Напрягая зрение, я смотрел на едва различимые контуры ее носа и щеки. Когда она заговорила, я заметил, как блеснули ее белые зубы.

— Забудьте про эти острова, — промолвила она. — Я совершила нечто, чего не следовало совершать, а уж рассказывать вам об этом я точно не должна.

— И все же…

— Я позволила событиям опередить меня и не знаю, что теперь с этим делать. — Она помедлила, успокоенная темнотой, а потом вдруг резко мотнула головой. — Мне надо спуститься вниз, — произнесла она тихо, и я услышал шелест ее платья — она поднялась со ступеньки.

— Вы разве не расскажете, что же такого натворили?

— Если вам действительно хочется знать, ждать осталось недолго.

Перила скрипнули: Элла схватилась за них и начала медленно спускаться по узкой лестнице.

Я не стал ее удерживать. Просто сидел в темноте, прислушиваясь к звуку осторожных удаляющихся шагов. Затем услышал, как двумя пролетами ниже открылась и закрылась дверь в ванную комнату, а через несколько минут открылась опять, и я представил, как Элла, вновь сияющая, спускается по последнему пролету лестницы в холл Бодменов, спокойная на фоне хаоса танцев и прощаний.

А я был далек от покоя. Я сгорал от неудовлетворенного любопытства. Однако решил ждать, как ждал прежде, в той комнатке с книжными полками, — чтобы она наверняка успела затеряться в толпе гостей. Лишь после этого я поднялся и осторожно спустился вниз.

Вспоминая о том вечере, я вижу себя на некоем возвышении — предположительно, на лестнице. Передо мной узкий холл, отделанный отполированным до блеска черным и белым мрамором. Через распахнутые двустворчатые двери мне видна гостиная и усталые смеющиеся люди, группами сидящие на составленных рядами стульях. Идет третий час ночи. Дверь в комнату для танцев закрыта, но музыка тем не менее отчетливо слышна. Вдруг она смолкает, и я различаю и узнаю громкий голос, веселый, взволнованный, который спрашивает, не угодно ли гостям пройти в гостиную, поскольку там им предстоит услышать важную новость.

Закрытые двери распахиваются, из них выливается поток людей, раскрасневшихся от танцев, они наводняют холл, а затем и гостиную. Среди них я вижу Эллу, ее по-прежнему сопровождает Чарли Стэнхоуп. Камилла Бодмен что-то взволнованно восклицает. Она сияет. Вечеринка проходит просто великолепно. Уже третий час, но из значимых гостей почти никто не ушел. Она в восторге от новости, которую собирается огласить, в восторге потому, что она-то знает новость заранее. И предвкушает, как завтра будет рассказывать всем, что накануне вечером едва сдерживалась, но «тайна есть тайна», вы же понимаете.

Все эти мысли отчетливо читаются на ее ясном челе и в победном сиянии карих глаз. Девушка, владеющая виллой в Биаррице, рассеянно улыбается: она немного пьяна, в одной руке у нее — коктейль с шампанским, другой она с беспокойством ощупывает волосы на затылке, чтобы убедиться, что жизненно важная заколка по-прежнему на месте. Тут она видит какого-то знакомого, забывает о прическе и бросается к нему, распахнув объятия.

Услышав во второй раз тот же громкий, взволнованный голос, обладатель которого просит всех уделить ему минуту внимания, я понимаю, что принадлежит он Чарли Стэнхоупу. Меня сначала удивляет, что ему есть что сказать, но потом я вспоминаю о помолвке и, вместо того чтобы пойти в гостиную, остаюсь на прежнем месте, на лестнице, откуда мне хорошо видно происходящее. Я рассматриваю женщин, стоящих поблизости от Чарли, а он тем временем сообщает присутствующим: поскольку здесь собрались самые лучшие его друзья, он хочет, чтобы они первыми услышали счастливую новость.

И только разглядев его руку в руке Эллы, я осознаю, что свершается самое худшее, но даже тогда мой разум отказывается в это поверить. Однако я тут же получаю окончательное подтверждение: Стэнхоуп наклоняется ее поцеловать, а она целует его в ответ, и все поднимают бокалы, от души поздравляя жениха с невестой, а кто-то начинает петь «Они хорошие ребята». Они отрываются друг от друга, сияя от счастья, а Элла поднимает глаза, улыбаясь и благодаря за поздравления, — и тут видит меня на лестнице.