Ричард Мейсон - Тонущие

Заинтригованный, я убрал ключ в карман пиджака, решив расспросить о нем Сару по окончании торжественного вечера, тогда — в минуту радостного, легкого настроения — мне легче будет признаться жене, что рылся в ее письменном столе, разыскивая список гостей. Ключ довольно долго лежал у меня в кармане; пиджак этот один из моих любимых, я часто его надеваю, но содержимое карманов, признаться, мало меня заботит. В них всегда полно всякого хлама.

Правду я узнал по чистой случайности. Вообще по воле Провидения в жизни происходит гораздо больше событий, чем мы привыкли считать, а в моей истории оно сыграло слишком важную роль, чтобы пренебречь его значением. По воле Провидения я познакомился с Эллой, по воле Провидения Эрик приехал в Ле-Варреж в ту кошмарную ночь вернуть мне забытую скрипку, по воле Провидения я выбрал именно этот пиджак, переодеваясь днем, перед тем как начнутся экскурсии по замку и придется отвечать на вопросы гостей. Мы с Сарой очень тщательно относимся к вопросу подбора экскурсоводов. Прежде чем зачислить кандидата в постоянный штат, мы просим его провести пробную экскурсию, и кто-нибудь из нас обязательно на ней присутствует.

В тот день в качестве гида выступала юная мисс Рейд, и я присоединился к ее группе — меня немного беспокоили другие дела по дому, однако я был, как всегда, любезен с туристами. Любезно, но на расстоянии — именно так с ними нужно держаться. Мы шли по замку: сначала спустились вниз, через Галерею фарфора, мимо дверцы на лестнице, ведущей в башенную комнатку Эллы, через Королевскую спальню, где стоит старинная кровать с пологом, и, наконец, остановились у Большого зала.

Мысли мои блуждали далеко: я уже тысячу раз слышал эту экскурсию и не вслушивался в монолог мисс Рейд, но, оказавшись перед входом в Большой зал, где группа столпилась, разглядывая дверь, я вспомнил о своих обязанностях и прислушался. Экскурсовод очень правильно и уверенно рассказывала об истории дверного замка, — считалось, что это самая старая сталь в графстве. Мисс Рейд закончила говорить, группа двинулась дальше, и тут я нащупал в кармане ключ. Он позвякивал, соприкасаясь с какой-то мелочью.

Я вытащил ключ и, поскольку мисс Рейд напомнила, что замок Большого зала самый большой в доме, вставил его в скважину, просто так, без всякой задней мысли, без какой-либо цели — и с удовольствием увидел, что он отлично подходит. Да, меня это обрадовало: я любил находить загадкам верное объяснение. С усилием повернул ключ — и засовы неторопливо отодвинулись.

Вот тогда и в моей голове что-то неторопливо шевельнулось — так, слабо скрипнули шестеренки памяти. Суд над Эллой, как и смерть Эрика, относились ко времени до моей женитьбы. И я тщательно, прилежно работал над тем, чтобы не думать об этих событиях. Не желал вспоминать, старался забыть и добился больших успехов.

Но я всегда был внимателен к деталям. Когда я вынимал ключ из замка, что-то поднялось со дна души и не желало укладываться обратно. Экскурсия продолжалась, и я постепенно отстал от нее; тревога не отпускала, я должен был что-то вспомнить — какую-то очень важную подробность. И постепенно, как из тумана, передо мной начали возникать картины давнего заседания суда, я силился придать им четкость и наконец услышал, как некий свидетель обвинения сообщает суду свое имя и место работы и объясняет: большинство ключей похожи друг на друга, но вот этот он запомнил.

И тогда я все понял.

Трудно описать, что я ощутил в тот миг: все так внезапно, пугающе стало на свои места. Стремительность, с какой это случилось, ужаснула меня; в одночасье распадалось все, что у меня было, — мое прошлое, брак, бездумное, безоговорочное доверие к жене.

Гнев я испытал не сразу. Сначала будто впал в ступор — не хотел верить в то, что мне открылось, не мог понять. На протяжении первых, самых страшных минут это оцепенение защищало меня. Оно помогло мне ободряюще улыбнуться мисс Рейд, взять себя в руки, перед тем как вернуться в коридор, и кивком поздороваться с охранниками в дальнем его конце. Ярость нахлынула позже, когда я шел по длинным коридорам замка, который мог бы принадлежать нам с Эллой. Только оказавшись наедине с самим собой в своей заставленной книгами комнате, я заплакал.

Сейчас мне почему-то кажется, будто события вчерашнего дня произошли столетие назад — гораздо раньше, чем суд над Эллой и смерть Эрика. Как будто с тех пор промчались годы, хотя на самом деле еще вчера я сидел за столом и плакал среди обломков воспоминаний о нашем с Сарой общем прошлом — снимков в серебряных рамочках.