Лия Флеминг - Забытые письма

Лайза тревожилась за своего жениха, который служил во флоте. Сельма по-прежнему жила в помещениях прислуги Каса-Пинто, радуясь, что у нее есть такое пристанище, где можно укрыться от жизни в павильонных декорациях.

Ограничения военного времени коснулись и съемочных павильонов: нельзя использовать металлические конструкции; стены можно делать только из хлипкого картона; гвозди расходовать экономно, а все, что по сюжету оказывается потопленным в ходе сражения, следует извлечь, восстановить и использовать в других съемках. Съемки с искусственным снегом максимально ограничить, ибо это неоправданный расход сухих зерновых завтраков. Все натурные съемки проводить поблизости, и если сюжет разворачивается в другой стране, прибегать к декорациям – никаких выездов на места. Предпринимались защитные меры против нападения с воздуха, но в целом жизнь продолжалась, и война казалась всего лишь каким-то незначительным неудобством. Кино продолжали снимать – кино нужно для поддержания духа.

Стараясь не думать о том, что Англия снова воюет, Сельма пыталась сохранить в сердце лютый холод к своим соотечественникам, но новости пробирали ее до дрожи. На съемочной площадке она встретила двух маленьких беженок, Синтию и Мэвис, – родители-евреи переправили их к родственникам, работавшим на киностудии; у девчушек был прекрасный британский акцент, и их брали на роли школьниц. Ну разве может она винить этих невинных детей в том, что произошло с Фрэнком столько лет назад?

С некоторыми соседями судьба обошлась менее благосклонно. Живших в Америке японцев собрали на ипподроме в Санта-Анике и содержали как военнопленных. Вскоре их отправили в лагерь подальше в горы – с глаз долой. А Сельма знала многих из них – добрые, тихие, трудолюбивые люди, а теперь их заклеймили и выслали как «врагов».

Она написала тете Рут горячее письмо, рассказав, что все знает о Фрэнке, и спросив, что же они собираются делать. Тетя ответила ей, что смертную казнь в армии за такие поступки, как тот, что совершил Фрэнк, наконец отменили. На это потребовалось десять лет политических дебатов. Рут без обиняков, в прямых йоркширских выражениях пояснила, что уже написала члену парламента от их избирательного округа о несправедливом решении по делу ее племянника.

«Сельма, не смей просто так сидеть и причитать! Делай что-нибудь. Пиши им, пиши, пиши без остановки! Настанет день, и дело пересмотрят. Это Фрэнк попросил перед смертью, чтобы тебе ничего не рассказывали. Ты для него была самой прекрасной. Эйса и Эсси не могли не выполнить его просьбу. И они ее выполнили – да, такой ценой. Но не вини никого за это!»

Когда Сельма узнала правду, гнев ее понемногу выветрился, лед в сердце стал таять. Но вот о той роли, какую Гай сыграл в военном трибунале, она не сможет забыть никогда – как и о роли во всем леди Хестер. Сельма никогда ей больше не писала. Не знала она, какие слова подобрать и о чем написать.

Все связанное с этой историей она хранила в особой коробочке тикового дерева, подальше от глаз Шери. Та еще слишком юна, чтобы нести на своих плечах эту печальную ношу. Выходит, она теперь так же укрывает дочку от этого наследия, как когда-то ее родители укрыли ее от позора и отчужденного молчания прежних друзей.

Рут писала, на площади Вязов по-прежнему нет никакого памятника, а теперь идет новая война – кто знает, когда получится наконец что-то решить. Может быть, более предусмотрительно будет подождать и новых имен, наверняка ведь те не замедлят появиться.

Сельма написала тете в ответ письмо с оправданиями, отправила посылку, доверху набив ящик консервами с лососем, сухофруктами и конфетами, печеньем, ветчиной, маслом. Хоть что-то она теперь может сделать для родственников. Они были так добры к ней когда-то, и так приятно теперь ответить им добром на добро. Вскоре она начала регулярно откладывать консервы и одежду – собирать посылочки за границу.

И пообещала тете, что Шери непременно навестит их, если ее перебросят в Англию. Хорошо будет, если дочка сможет увидеть родную страну – ее величественные холмы и родной запах коровьего навоза. Изящной подделке в «Миссис Минивер» так же далеко до настоящего Йоркшира, как ей, Сельме, до Луны!

Долгое путешествие через Атлантику Чарли провел, молясь, чтобы желудок и вовсе не выскочил через глотку. Никогда его так не выворачивало. Если бы дело было только в качке, это еще можно было бы пережить. Большинство его товарищей бессильно обвисли на стенках и поручнях, пока корабль выписывал зигзаги, опасаясь, что подводные лодки атакуют конвой. Играли в карты, и поначалу Чарли оставался в стороне, пытаясь следовать своим привычным церковным правилам, но делать особенно было нечего – разве что молиться. Легко изображать святого, когда за тобой охотится стая волков.