Михаил Веллер - Бомж

Думаешь о чем хорошем и правильном — и лучше сдохнуть. Думаешь о плохом — и тогда чувствуешь себя отлично. Как жить?..

— Когнитивный диссонанс, — сказал Белинский.

— Когнитивный диссонанс — это расстояние между твоими яйцами и моим сапогом, — сказал Мент. — И чтоб больше от тебя я этой фигни не слышал!

— А о чем ты думаешь-то теперь? — спросил я.

— О чем… Об отдельных недостатках… Вот, скажем, Путин в начале правления подписал обязательство, что Ельцин и его семья ни за какие преступления привлекаться не будут. А сам вдруг отбирает льготы у стариков. А чиновникам резко повышает! Вдруг оказывается, что все его друзья резко стали миллиардерами! А нефть прет и прет за сто баксов — а ни хрена народ не богатеет, все только разваливается и разворовывается. И вдруг чехи, которых мы давили, прессуют наших в наглую по всей стране, на джипах у Вечного Огня гоняют! Нет правды. Ни в суде, ни в телевизоре, нигде. А мне — по фиг, я уже не служу.

Потому что не будет больше в жизни никаких изменений. Сидели мы в заднице и будем сидеть. А они воровали миллиарды и будут воровать. А великая страна стала сырьевым придатком — и будет им. А на хрена ж тогда служить?

Мы-то радовались чего? Что порядок наводится. А он, оказывается, не для нас наводился. И не наш это порядок. Так мне теперь чего — в партизанский отряд идти? За народное счастье из-за угла биться, с чердака стрелять?

— Да вы, батенька, патриот, — заключил Белинский.

— А тебя убью. Здесь и сейчас, — сказал Мент. — Мне знаешь че ребята наши говорят при встрече, которые в охране олигархов работают? Говорят: они думают, что в случае чего мы их всегда защитим, мы ж профессионалы высшего класса, зарплату высокую получаем. А мы, если что пойдет, сами их первые и замочим, ворье поганое, весь народ обокрали. Вот такой у нашей охраны патриотизм.

И он стал долго и утомительно перечислять, сбиваясь и засыпая, какие «там у них» социальные гарантии у полицейского и его семьи — и какие у нас — «Плюс за твои же деньги хрен тебе же в глотку, чтоб голова не болталась».

— Я был в Афгане за народную власть — пацаном еще. А оказалось — оккупант. Я был в Чечне за Россию! А теперь они живут лучше нас за наши же деньги, и нас же еще чморят. А теперь решили укропов мочить? А сами кто? — рванье, дятлы тупые. Там хоть двухсотые домой посылали, хоть и хоронили не как смертью храбрых, а позорно по-тихому зарывали. А здесь вообще крематории какие-то передвижные выдумали, в шахты тела сбрасывают.

Кореш в Индии в охране посольства служил. Нищий народ. А офицер кончает училище — ему сразу квартиру. Старший офицер — коттедж! На базар — денщик ходит: не может офицерская жена сама на базар ходить!

Все пропало, все пропало. Кому служить, во что верить? Сука, я бы и верил, но что ж я могу сделать: услышу их вранье по радио или телику — и блюю! Меня лечить надо — кто меня будет лечить? Кто тут кого лечит, кроме миллионеров и генералов?

— Тебя от чего лечить?

— От того, что я стал врагом народа! Только плохое вижу.

Как, однако, интересно у человека в голове могут меняться местами добро и зло, правда и ложь. Не голова, а погремушка с двумя шариками внутри.

— А что бы вы хотели сделать, если бы вдруг все смогли? — участливо поинтересовался Белинский.

И тут Мент нас потряс.

— Я за демократию и честные выборы, — сказал он.

— Так тебе, брат, здесь самое и место, — подытожил я.

А Белинский спросил:

— Но вы ведь понимаете, что это не лечится?

Наступило время гадства. Хотел бы я знать, сколько оно подлится и чем кончится. Я сидел и думал, почему все хорошее обязательно сменяется гадством. И хорошие люди поворачиваются своей гадской стороной.

Я сидел на свалке и думал, почему я стал неудачником и как именно это произошло.

Наверное, все становятся неудачниками. Никто не получает в жизни то, что хочет. Но в разной, черт возьми, степени. По разным причинам. Как говорил когда-то друг мой Генделев, кому суп жидок, кому жид мелок.

А кругом кипела своя специфическая жизнь. Я давно думаю переселиться на свалку. Тут гарантировано и пропитание, и общество. Ноги сами и принесли. Но уж больно беспросветно впереди. Человек должен жить среди людей, даже если сам бомж.

Вон мусоровоз с натужным жужжанием опорожнил нутро, и двое тут же замахали своими проволочными крючками, растаскивая и исследуя кучу. У них пара минут, пока доползет бульдозер, разравнивающий по оврагу эти извергнутые ошметки цивилизации. Вернее, оврага уже не осталось, его очертания сглажены длинной пологой возвышенностью. Боже, сколько человеческого труда вбито и закатано в эту свалку, сколько надежд, нервов, а радости было сколько. Что же остается от нас на планете, кроме мусора, в конце концов?