Карл-Йоганн Вальгрен - Водяной

Подумала о брате. Я не должна была его оставлять. Он не разыгрывал страх — был по-настоящему испуган. И что произошло у отца? Я чувствовала его настроение, как сейсмограф чувствует малейшее движение земной коры. У отца, похоже, серьезные неприятности.

Я спустилась вниз. Томми исчез. Хотела посмотреть, не в кухне ли он, но туда не протиснешься. Меня буквально унесло назад в гостиную. Музыка ревела так громко, что все кричали друг другу в уши.

В полуподвале у них была еще одна большая комната, и я пошла туда. Начались танцы. Какой-то парень в прошитых белым шнурком ботинках и логотипом MUF [24] MUF — Молодежная организация в Либеральной партии. на лацкане изображал диск-жокея. У стены я заметила Петтера Бенгтссона — он обжимал девчонку из седьмого и старался втиснуть ей колено между бедер. Меня затошнило при одной мысли о поцелуях — кто-то старается затолкать язык тебе в рот. Представить только, это длится часами, уже, наверное, языки судорога сводит, и изо рта пахнет. По-моему, тоска зеленая. И эта семиклашка… он лезет ей под юбку, а она делает вид, что отталкивает его руку.

Я снова поднялась наверх, проскользнула мимо туалета, где кто-то, не закрыв дверь, блевал в унитаз, обогнула группу парней — по-моему, у них назревала драка — и чуть не сшибла с ног Томми.

— Где ты была? — нервно спросил он. — Я тебя везде искал.

— И я тебя искала.

Он взял меня за руку и потянул за собой:

— Герард здесь… Только что его видел. Я отнес наши куртки к задней двери. Ловиса с ума сходит, не знает, как его выдворить.

Меня вдруг охватил жуткий страх, захотелось немедленно убежать. Мы выскочили на веранду. Там, с моей курткой на коленях, в плетеном кресле сидел Герард.

Я не видела его с тех пор, как он чуть не убил завхоза. Новая стрижка: на голове коротко, а на шее длинные волосы, почти до плеч. Вид усталый, будто давно не спал.

— Я нашел куртку на полу, — вяло сказал он. — Ничего, что я ее позаимствовал? Здесь довольно холодно.

— Мы собрались уходить. — Томми протянул руку за курткой.

— Ну и как праздник — удался? — спросил Герард, словно не замечая его жеста. — Еще не успел понять, что тут за обстановка. Половина уже надралась. Пытаются играть во взрослых… смех, да и только.

На коленях у него, кроме моей куртки, лежала бутылка с фантой.

— Я не пью ничего спиртного. Мне не нравится. И никогда не пил. Что за смысл — добровольно превращаться в идиота? Не соображать, что к чему. Уж ты-то лучше других это знаешь, Доска, с твоими-то предками…

— Что тебе от меня надо? — спросила я.

— Не знаю… может, хотел сообщить, что ты вне подозрений. — Он ухмыльнулся и посмотрел в окно на осенний сад. — Шикарно живут… я имею в виду, предки Ловисы. Почти как в «Далласе». Вот-вот появится Сью-Эллен с выпивкой. Кто они у нее? Дантисты, что ли? Кажется, дантисты… Не помню… — Он перевел на меня взгляд: — Про кота Педер настучал, да ты, наверно, и сама вычислила. Даже не сам Педер, а его младшая сестра. Она аж в истерике билась, бедняжка. Педер клянется, что никому не рассказывал, но с этого все и началось. А потом, после истории с завхозом… это ведь Педер предложил мне спрятаться на даче. Мы там и раньше бывали. Это дача каких-то корешей его предков, из Буроса. Дача — громко сказано… лачуга. Правда, на берегу. В Стафсинге. Они там почти никогда не бывают, самое большее — неделя летом. Никаких соседей, вообще никого, и вдруг полиция находит меня через два дня. Спрашивается — как?

Он словно рассказывал историю из книги, но при этом плохо помнил, в какой последовательности разворачивались события. Он и сам это почувствовал.

— К тому же Педер — единственный, кто унес ноги. Штрафом отделался. А меня отсылают в какой-то интернат на следующее полугодие. Он-то утверждает, что ничего никому не говорил, а откуда же все вылезло на допросах? Странно, правда? Как ты считаешь, Доска?

Я никак не считала — не хотела ничего знать, не хотела иметь с Герардом ни дел, ни разговоров.

— А почему ты ему напрямую не скажешь, если ты так уверен?

Он допил фанту и достал следующую бутылку. Что у него там, склад, что ли, под моей курткой?

— А зачем? Я ведь могу и ошибаться… И потом, так интереснее.

Он специально держит Педера в подвешенном состоянии. То дает понять, что знает, а в следующую секунду притворяется — всё, мол, как всегда.

— Не знаю, что ты по этому поводу думаешь, Доска, но когда человек ни в чем не уверен, он на все готов. На все что угодно. Страшные вещи готов сделать. И все для того, чтобы доказать свою… как это называется? Лояльность?