Каору Такамура: Она (Новая японская проза)

Сёдзо это слегка задело за живое, но чувство обиды уступило желанию узнать правду.

— У меня и зрительная память хорошая. Видите, вон то окошко с северной стороны. Оно открыто, — Сёдзо показал пальцем на маленькое окно для освещения лестницы, расположенное на стороне, противоположной веранде.

— Вон то, с решеткой? И вправду открыто.

— А вчера, когда я на него смотрел, оно было закрыто. За пять лет я ни разу не видел его открытым. Проверьте, кто его открыл, хозяева или кто другой.

— Ого… — Футода внимательно осмотрел Сёдзо с ног до головы.

Поддавшись на удочку, Сёдзо мысленно тоже осмотрел себя. Хоть он и не в костюме, но на нем чистая, только что из стирки рубашка, джемпер и брюки. Волосы коротко подстрижены, лицо гладко выбрито. Каждое утро, перед тем как выйти из сторожки фармацевтической фирмы, он меняет нижнее белье и носки. В руке у него дорожная сумка со сменной одеждой, На ногах кроссовки. Не высший класс, конечно, но причины для такого пристального разглядывания его особы нет. Убедившись в этом, Сёдзо спросил:

— Вам не нравится, как я выгляжу?

— Вот что, на всякий случай назовите мне ваш адрес и фамилию.

— Савада. Днем я работаю вон там, на складе Кимура, а ночью охраняю фирму «Татибана». Если я вам понадоблюсь, вы всегда можете найти меня там.

— В двух местах работаете? Значит, свободного времени нет. Так чем болтаться среди домов, ходили бы лучше по шоссе. А то, я слышал, жители на вас жалуются в участок.

— На что же они жалуются?

— Говорят, что им неприятно, когда утром и вечером в одно и то же время мимо их дома проходит мужчина средних лет с дорожной сумкой. Что вы на это скажете?

Футода вернулся на место происшествия, а Сёдзо еще раз посмотрел на свою сумку. Похоже, кому-то не нравится не столько он сам, сколько его старая дорожная сумка, в которой лежат грязное белье да пакет с едой из супермаркета. Он вздрогнул, ощутив легкую горечь и гнев.

Тем не менее он прошел остаток пути, не меняя обычного маршрута, и по дороге, достав блокнот, честно записал: «Жители жалуются». После чего сделал еще одну запись: «Дом 5—30. Грабители. Уже четвертый дом. Ущерб незначительный. Цель преступников неясна».

Сёдзо упорно вызывал в памяти открытое окошко на северной стороне ограбленного дома. Хотя вот так возвращаться к мысли о случайно увиденном было для него не характерно.

Кто открыл окошко, которое вчера вечером было закрыто? Судя по тому, что почтовый ящик все так же набит газетами, у вернувшегося утром хозяина не было времени их вытащить, хотя в полицию он, судя по всему, успел позвонить, Человек, который так торопится, вряд ли стал бы специально открывать окно.

И вот в блокноте появилась еще одна строка: «Окошко открыл преступник?»

Когда на следующее утро, в воскресенье, Сёдзо появился в своей квартире после шестидневного отсутствия, в почтовом ящике лежала открытка от дочери, ученицы средней школы. В открытке сообщалось, что девочка вместе с друзьями ездила в Диснейлэнд, и цветными карандашами была неумело нарисована картинка.

Пока Сёдзо записывал в блокнот: «В Диснейлэнд с друзьями-школьниками — это слишком далеко. Надо обратить внимание», в голове промелькнула мысль: «Есть ли у нее карманные деньги?», и вновь его охватило беспричинное раздражение. Его жене, Каёко, с которой жила быстро взрослеющая дочь, не хватало денег, присылаемых мужем, и она устроилась работать в супермаркет. В магазине воскресенье — рабочий день, поэтому, если девочке захотелось в Диснейлэнд, она могла поехать только с друзьями. Все это он прекрасно понимал.

Кэйко, его дочь, время от времени посылала ему открытки, очевидно с подсказки матери. Но с началом переходного возраста в ее посланиях появилась еле ощутимая холодность. И душа Сёдзо восприняла эту перемену неожиданно болезненно.

Обычно Сёдзо, получив из дому письмо, полдня просиживал, глядя на него. Но сегодня он уже через пять минут положил открытку в ящик письменного стола и принялся вновь и вновь перелистывать блокнот.

Вот строка, написанная вчера утром: «Жители жалуются». По правде говоря, эти слова больно задели его. Возможно, что кто-то из соседей, зная об ограблениях, вдруг вспомнил примелькавшуюся фигуру Сёдзо и сообщил в полицию. А может, кто-нибудь сделал это еще раньше. Во всяком случае, на Сёдзо, для которого ежедневные обходы стали привычкой, словно вылили ушат холодной воды. После того как Сёдзо в полной мере познал неприглядные стороны окружающего его общества и пришел к нынешнему образу жизни, привычный ее ритм стал казаться ему единственно правильным и надежным. Теперь же, когда все это перечеркнули одним словом «неприятно», у Сёдзо возникло ощущение того, что ему вообще нет места в этом мире.