Александр Мешков - Мешок историй про шалого малого

— Ты не можешь оценить роль семьи в жизни ребенка, поскольку у тебя ее никогда не было, — сказал толстяк Юрка, — И не будет.

— Это почему? — обиделся Жора. — Почему это не будет? Ты что — Энгельс?

— Почему — Энгельс?

— Потому что ты непроизвольно цитируешь его «Происхождение семьи, частной собственности и государства».

— Хо-хо! Какие мы разносторонние! — воскликнул Юрка. Святой Павел поднял рюмку и постучал по ней вилкой.

— Потому что ты стар! — сказал он, — Суперстар! Потому что за тебя пойдет только какая-нибудь предприимчивая, смазливая, молодая гастробайка из какого-нибудь Кривожопинска, чтобы отжать после развода у тебя квартиру. Нормальная женщина с таким злобным, самовлюбленным старикашкой жить не будет! Потому что ты эгоист, — уточнил святой Павел, — слушать твои рассуждения о твоей непризнанной гениальности нормальная женщина не согласится. Разве только одинокая, глухая старушка, от безысходности…

— И то, если ты будешь бегать ей за лекарствами в аптеку… — добавил толстяк Юрка. — А может быть, какой-нибудь старичок? А, Павел? Старички бывают тоже симпатишные!!! Ха-ха-ха-ха-ха-ха…

— Блядь! Ты посмотри! Апокалипсис какой-то! — выругался Кравец, в притворном восхищении покрутив головой.

— Ты привык жить только для себя и отвечать только за себя, — продолжал невозмутимо святой Павел, — Винить тебя в этом нельзя! Ты не виноват. Ты воспитывался один, как волчонок в клетке зоопарка среди других волчат, и не променяешь сомнительное счастье мнимой свободы на вериги брака. Семья — это труд! Тяжкий труд! Надо спину гнуть не на себя, а на господ: на жену и на детей. Семья — это добровольное рабство. А господа еще покрикивают: тафай, тафай!

— И плетью тебя по спине! Плетью! — хохотнул Юрка, откинувшись на спинку кресла. — Позвольте, Юрий! Но ты же только что говорил, что ты в доме хозяин! — напомнил Жора.

— Ах, оставьте! Это пустая бравада! Мы, пожизненно заключенные тюрьмы под названием «семья»! Все так говорим, что мы вольноотпущенные, условно осужденные! — рассмеялся святой Павел, — На самом деле, мы с радостью идем в крепостные, потому истина в том, что отдавать гораздо слаще, чем брать! Отдавать, дарить! Это ни с чем не сравнимый кайф! Это метафизический оргазм!

— Но тебе этого, Жора, к сожалению, никогда не понять! Извини! — с набитым мясом птицы ртом, подтвердил толстяк Юрка. Крошка мяса вылетела из его рта и попала в лицо Жорки. Тот брезгливо отер щеку салфеткой.

— То есть вы — такие мудрые, великие Посвященные! Волхвы! Вы, знаете Сакральную Истину Мироздания, а мне ее никогда не постичь! — с удивлением констатировал он.

— Увы, Георгий! Это факт! Печальный — но факт! Никогда! — весело поддакнул Юрка.

— Эта простая Истина, Георгий, в древности была общим непоколебимым Законом человечества. Но, со временем, люди утратили ее, вместе с традицией почитания предков. И сегодня она открывается далеко не всем! Семья, как источник земной, истинной радости, как путь к постижению Истины, к достижению Вечности, увы, привлекает не всех.

— Ничего, что я с вами тут сижу? — спросил Жора. — Может вам пепелок стряхнуть? — он перегнулся и попытался пальчиком стряхнуть пепел с сигареты святого Павла, — Да вы прямо друиды, блять, какие-то! Волхвы, ебена мать! Я, по крайней мере, никого не обманываю, когда иду к проституткам!! А вы все погрязли во лжи, друзья мои. Иди, Юра, покайся своей жене. Не в Церковь иди! А к жене! Она есть истинный Бог! И поклонись ей в ноги. И молись на нее.

— Ну и что? Но, в отличие от тебя, мы сохранили свои семьи, в каком виде — не важно! Мы живем с семьей. Воспитываем своих детей! Гуляем с ними, заботимся о них, — спокойно возразил святой Павел, — уроки проверяем!

— Что? — вскричал Кравец, постепенно выходя из себя, — Вы? Что вы можете дать своим детям вашими лживыми проповедями? Они вырастут такими же лжецами, как вы оба! Вы говорите одно — а живете по-другому! Подлее жить, обманывая близких, нежели вовсе жить в обмане одному! Ты-то Юрка, хули перья свои обосранные распустил? Ты весь в собственном говне: меня поучаешь, как жить! (передразнивает противным, гнусным голосом, совсем не похожим на Юркин) «Я люблю свою Анжелку! Свою семью! Своего будущего ребенка! Своего сынулю!» По телефону: «Сю-сю-сю-сю! Мой зайчонок, моя пампушечка пузатенькая!» Тьфу! Блевать от вас обоих хочется! Семейные ценности! Семейные ценности не помешали нам с вами, не далее как на прошлой неделе вызвать проституток? А? Господа лжецы! А? Юра? Мне, допустим, не стыдно! Я не женат! Я никого не обманул, кроме Бога! А вы? А до этого, сколько это было раз? И в Кемере, и в Москве, и в Хельсинки! Не было? Может, хватит из себя святых корчить? А лучше признаться, что вы говно и покаяться? Хули ты о себе возомнил? А? Козлятина? — Жорка тряхнул за подбородок опешившего Юрку.