Курт Воннегут - Вербное воскресенье

Вера моих предков на протяжении как минимум четырех поколений представляла собой очень едкий вид агностицизма, если не сказать хуже. Когда я был ребенком, все мои родственники, мужчины и женщины, разделяли мнение Г. Л. Менкена, что верующие смешны. Многие люди, говорил Менкен, ошибочно считают, что он ненавидит набожных людей. Это не так. Он просто находил их комичными.

Почему в наше время верующие выглядят смешными? Многие постулаты их веры наука опровергла или посчитала недоказуемыми.

Но почему верующие так держатся за странную, явно выдуманную чепуху? Потому, я думаю, что эта чепуха обычно очень красива, поэтому она воздействует на более примитивные зоны нашего мозга, для которых знание — пустой звук.

Но что еще важнее: принятие вероисповедания любой конфессии означает членство в рукотворной большой семье, которую мы зовем церковной общиной. Это способ борьбы с одиночеством. Каждый раз, как я вижу человека, отбросившего здравый смысл ради религии, я думаю про себя — еще один не выдержал этого треклятого одиночества.

Я недавно прочел статью Харви Кокса, в которой он процитировал одного из отцов Церкви: «Один христианин не христианин». Мистер Кокс пишет, что для него самым важным и привлекательным свойством христианства является настойчивость в создании церковных общин и приходов.

Мы можем сказать, что один человек не человек.

Некоторые нашли другой выход — пошли в десантники. Членами этой семьи становятся люди, которые прыгают с самолетов и при этом кричат «Джеронимо!». При этом даже командующий десантными войсками не знает, почему все должны кричать «Джеронимо!», это не имеет значения.

В обществе, пораженном одиночеством, главное не поиск смысла. Главное — уйти от одиночества. Я всей душой «за».

Я пока ни слова не сказал про любовь. Оставлял ее на десерт.

Любовь изобрел шеф-повар голливудского ресторана «Браун дерби», в 1939 году. Она готовится из вяленых переспелых персиков, с медом из долины Сан-Фернандо и шоколадной обсыпкой. Традиционно подается в предварительно подогретых стеклянных мисочках.

Как знает любой побывавший в браке, любовь — скверная замена уважению.

Я говорил о почтенной традиции религиозного скептицизма в моей семье. Недавно одна из моих дочерей решила изменить этой традиции. Поселившись в одиночестве, вдалеке от родительского дома, в один прекрасный день она просто наугад выбрала себе христианскую конфессию. Теперь она обрела уважение, которое ежедневно подтверждается дружеским кивком завсегдатаев ее прихода. Я рад, что она поборола свое одиночество. Даже больше, чем рад.

Она верит, что Иисус был Сыном Бога, или даже самим Богом, — тут я не совсем уверен. У меня самого с Троицей было больше проблем, чем с алгеброй. Интересующиеся могут почитать про Никейский собор, который состоялся в 325 году от Рождества Христова. Именно там идея Троицы приобрела сегодняшнюю форму. К сожалению, мы не знаем деталей. Известно, что там присутствовал император Константин, возможно, он там даже выступал. Константин дал нам первую христианскую армию. Он мог дать нам и Дух Святой.

Не важно. Я со своей дочерью-христианкой не спорю о религии. Да и зачем? Зато я задумал пьесу о Страстях Христовых, в которой вообще не упоминается Бог, но от этого она не становится менее возвышенной. Рассказывает она по-прежнему об Иисусе Христе.

Я опишу вам лишь последнюю сцену:

Римские солдаты, используя древние полицейские процедуры, сделали все, чтобы лишить Иисуса чувства собственного достоинства и уважения в глазах окружающих. Они раздели и выпороли его. Они надели на него терновый венец. Они заставили его тащить свой тяжелый крест. Они прибили к кресту его руки и ноги. Они подняли крест вертикально, чтобы Иисус болтался в воздухе.

Группа обычных людей, которым жаль Иисуса, хочет снять его с креста, перевязать раны, накормить и напоить его. Они приближаются к кресту, но их останавливает римский солдат. Он говорит, что люди могут стоять у подножия креста, но им воспрещается прикасаться к Иисусу, не говоря уже о том, чтобы облегчать его страдания.

Таков закон.

И вот эти обычные люди — мужчины, женщины и дети — собираются у креста. Они говорят с Иисусом, поют с ним в надежде, что это скрасит его мучения. Они жалеют Христа вслух. Они пытаются почувствовать его боль, как будто надеясь забрать себе часть его боли.

Потом они опускаются на колени. Они устали.

Теперь на сцену выходит богатый римский путешественник, наживший состояние на месопотамском ячмене. Я вывел его богачом, потому что богатых все ненавидят. Распятий он повидал достаточно, по всей Римской империи. Кресты в те времена встречались так же часто, как нынче фонарные столбы.