Вячеслав Лейкин: Нет счастья в жизни

– Купил у меня картину Яков Абрамович Олейник, вставил ее в раму, о чем и сообщил. Я ему: вы, наверное, замечали: без рамы картина – говно, а в раме уже вещь. А он мне: «Ну что вы, Юра. Люди постоянно спрашивают: ой, кто это такой? Он еще жив?».

И еще он рассказывает, как купался в Финском заливе:

– Выхожу из воды, смотрю: человек стоит. Я его спрашиваю: вы, случайно, не еврей? «Нет, – отвечает, – у меня инфаркт».

О. Хаксли в «Дивном новом мире», перечисляя достоинства некой молодой особы, замечает: «Она вся такая пневматичная». Что бы это значило – не знаю, а догадываться не с кем.

Валерий Рыжик рассказывал, что учился у него когда-то мальчик по фамилии Родин. Однажды пришла за ним – за Родиным этим – по какому-то срочному делу мамаша, а ее наверх, в класс, не пускают. Тогда она попросила какую-то девчушку вызвать сына. «И вот, – говорит Рыжик, – веду я урок, вдруг открывается дверь и крик: “Родина мать зовет!”».

Толстой Леониду Андрееву: «Простое и безыскусственное может быть нехорошо, но непростое и искусственное не может быть хорошо».

Л. Толстой (Н. Н. Страхову, февраль 1875 г.): «Когда человеку нет никакого дела до того, о чем он пишет, он пишет белыми стихами, и тогда ложь не так грубо заметна».

Виктор Шкловский в «3-й фабрике» по непонятному поводу вдруг замечает: «Для Салтыкова-Щедрина “Анна Каренина” – роман из быта мочеполовых органов…» Вот уж воистину: один просмердел, другой срикошетил, а публика хавай да почмокивай.

МАМИН (блондинке в маршрутке) : Вы представляете, какое я мог бы доставить вам удовольствие?

БЛОНДИНКА (зажигаясь) : Нет, не представляю.

МАМИН (удрученно) : Я тоже.

У Брэма в пятом томе «Жизни животных» в описании сумчатого муравьеда (или мурашееда) сказано коротко, но с силой и горечью: «Самки лишены сумки».

Поговорку тут придумал: «Лучше синица в руках, чем дятел в заднице». А когда-то давно придумал еще поговорку: «То, что постоянно отсрачивается, в конце концов не пригаживается».

В ночь с 28.10 на 29.10 приснилась фраза: «Книжный шкаф оказался заперт изнутри». От изумления проснулся и к шкафу…

Сексуально опасен.

Что-то мне сегодня гайавато.

Брусовани (объясняя свои почти ежедневные долгоиграющие позвоны): «Мне нужен внутренний массаж».

С. Лурье (из послесловия к книге И. Бродского «Холмы»): «Стихотворение Бродского есть описание реакции поглощения пространства отторгающей его памятью».

Извлечения из «Сонника», изданного в Одессе в 2004 году:

Грыжа – выгодное предложение. (Как же это надо спать, чтобы грыжу увидеть. Или гангрену.)

Голый мужчина – к неприятности, женщина – к счастью. (Это-то как раз понятно.)

Идиот – к печали.

Лимоны – тоже к печали. (Любопытно было бы увидеть во сне идиота с лимоном.)

Пение: мужчина – к неприятности, женщина – удовольствие. (У них что пение, что голые – одна малина.)

Скрипка (играть на ней) – быть посмешищем. (Забавно, если бы сон этот приснился Спивакову. Или Венгерову.)

Телятина – к благополучию. (А как ее во сне от, например, баранины отличить? Или от жеребятины?)

Хрен – потерять сожаление.

Юноша – цель будет достигнута. (И то и другое – изумительная невнятица, а юношу с хреном увидеть, так и вообще можно не проснуться – просто запутаться в намерениях.)

Статья Шолом-Алейхема «Тема нищеты в еврейской литературе» открывается главой «Абрамович».

Бабья осень – так обозвала моя дочь этот дождливо-грязно-мерзопакостный декабрь.

Экскурсовод: «Посмотрите направо… Посмотрите налево… А теперь загляните в себя и сравните, твари!»

По TV и в газетах сообщили, что обнаружена картина Караваджо. История, следует заметить, препрелестная: висела у кого-то там в холле картина, и всем известно было, что это копия утерянного шедевра Караваджо. И вдруг один из просвещенных гостей засомневался: полно, а копия ли? Проверили, промерили, сдали анализы, консилиум собрали: оказалось – оригинал. И тут же картина, цену имевшая самую ничтожную, стала стоить чуть ли не десять миллионов. Но предмет-то ведь остался тем же самым…

Стеркул – латинское божество навозной кучи. Ей-богу!

Нрав имел добрый, а память злую. И обид не прощал даже и за давностью. Впрочем, прощал, но по раскаянии. Или же посмертно.