Вячеслав Лейкин - Нет счастья в жизни

Оговорка по Мандельштаму: «Я снова позабыл, что я хотел сказать».

Ави (по дороге в садик после некоторых размышлений): «Скоро я стану большим, папа станет дедушкой, а ты умрешь». Я: «И что же, никаких вариантов?» Ави: «Умрешь, умрешь».

Из письма: «Май на дворе, а черемуха еще не чесалась».

С побледневшим сердцем.

Архипелаг Гуляк.

Утверждают тут некоторые, что я однажды сказал: «Кушнера постоянно принимают за человека, похожего на Кушнера».

А. С. П. (на полях статьи Вяземского «О жизни и сочинениях В. А. Озерова»): «Поэзия выше нравственности или по крайней мере совсем иное дело. Господи Иисусе! Какое дело поэту до добродетели или порока? Разве их одна поэтическая сторона…»

Одни концы с концами еле сводят, а у других они сами срастаются.

Магия величия.

13.06 по радио «Орфей» объявили: «Николо Паганини. Шесть каприсов. Исполняет Микола Чумаченко».

В подъезде дома десять по улице Хазова на распределительном щите большими белыми буквами: «Кто снял замок, пусть у того яйца отсохнут».

Неугомонный Вайль со своим вездесущим Генисом.

Хорошее имя – Антисим. Очень русское.

Проспект Пресыщения.

«У меня мама – медик!» – «Ага! А папа – педик!»

Побрил на себе лицо.

Место для возложения венков так и будем называть – «возлагалище».

Смешанные ряды: «Бессонница. Гомер. Аптека». Или: «Ночь. Улица. Гомер. Тугие паруса».

Возможные вариации на «Остановись, мгновенье».

Мгновенье, стой! Равнение направо!

Мгновенье, стой! Откуда ты такое?

Мгновенье, стой! Мы, кажется, знакомы.

Мгновенье, стой! О мертвецах ни слова.

Мгновенье, стой! И перестань чесаться.

Мгновенье, стой! Иначе будет хуже…

И т. д. в том же бесхитростном роде.

Жизнь – дело интимное.

А. К. Толстой в письме Б. М. Маркевичу:

«Когда я думаю о красоте нашего языка, когда я думаю о красоте нашей истории до проклятых монголов и до проклятой Москвы, еще более позорной, чем сами монголы, мне хочется броситься на землю и кататься в отчаянии от того, что мы сделали с талантами, данными нам Богом…»

(26.04.1859 г.)

Несколько странновато звучит – «Верхние дыхательные пути». Как будто нижние пути тоже могут быть дыхательными.

В принципе, я уже созрел для легенды. Некрупной и довольно компактной.

Синтетическая интернациональная автомодель – «Джипорожец».

Маленькие радости от футбольных комментаторов:

«Защитник пристроился к Лоськову сзади, но у него ничего не получилось».

«Вратарь отбил мяч и упал. А добить его некому».

«Защитник датчан поднял ногу, и атака голландцев захлебнулась».

По завершении матча, проигранного «Зенитом»: «Как это ни печально, но жизнь продолжается».

Антракт в театре, ежели с пафосом, можно было бы назвать мельпоменопаузой.

…Не то чтобы выдающийся, но весьма уже выпирающий.

Как трудно быть печальным, когда тебе хочется быть печальным, когда тебе нравится быть печальным, когда тебе весело быть печальным.

Один, как перст в ноздре.

Отчаяние – изнанка надежды.

Шел я как-то по Широкой улице. Навстречу мужик: «Это какая улица?» – «Широкая», – говорю. «Подумаешь, – обиделся мужик. – У нас в Липецке есть и пошире».

Олег Григорьев при некоторой приблизительности, даже неряшливости и одновременно безусловности (минимум подтекста) большинства своих стихов – тем не менее поэт для эстетов, для публики, пережравшейся деликатесов.

Диалог двух заик: «Иди…» – «Приду…» – «Иди…» – «Приду…» – «Идиот!» – «Придурок!»

Подавиться мечтой.

Дураки вызывают жалость, но какую-то неискреннюю.

Сатиры скорее всего относятся к порнокопытным.

Андрей Карпов: «Меня вот что изумляет: рождаемость падает, а количество идиотов увеличивается».

Поправка к Пастернаку (по поводу гнусноватой нашей попсы): «Быть некрасивым знаменито».

У него даже комплекс неполноценности неполноценный.