Ханс Хенни Янн - Это настигнет каждого

- У тебя, Гари, они наверняка возникали; ты просто молчал, чтобы мне не пришло в голову сделать тебе подарок. Каким же остолопом я был, что никогда не допытывался у тебя о подобных желаниях... И сам никогда...

- Ты не хотел покупать мою привязанность, Матье,- не хотел, чтобы я чувствовал себя обязанным, чтобы создалось впечатление, будто я у тебя в долгу. Одно мое слово, и ты бы показал свою щедрость...

- Это все из-за моей злосчастной глупости. Я вел себя как скряга...

- Можешь присовокупить такое наше поведение по отношению друг к другу ко всем прочим факторам, затрудняющим нашу любовь.

- Да-да, это верная формула, и она показывает, что мы иссохли душой, или навлекли на себя проклятье, или сами загнали себя в пустоту. Но все-таки правильнее искать объяснение в том, что я - болван, тупоумный никчемный дурень! Что я не умею распорядиться собственной жизнью!

Гари не нашел, чем ответить на этот выплеск чувств. Он молчал. Молчал, пока Матье не отвернулся от него, не толкнул дверь магазина и не бросил через плечо, сквозь зубы:

- Сейчас мы купим этот платок.

Он опять повернулся к Гари, потянул его за рукав. Гари не хотел идти; он так прямо и сказал:

- На это у нас нет денег.

Но тут же заметил, что глаза Матье полны слез.

- Даже если мне придется потом целый месяц питаться черствым хлебом... я куплю этот платок, Гари.

- Что ж, значит, мои уговоры уже не помогут...

Они вместе протиснулись через дверь.

Оказалось, что продавец может предложить им еще один платок, который понравился обоим больше, чем выставленный в витрине, но, соответственно, и стоил крон на десять дороже. Они выбрали этот второй. Матье повязал платок вокруг шеи Гари, убрал концы под блузу, поправил воротник пальто; был вне себя от радости, когда убедился, что его другу обновка настолько к лицу. Гари с удовлетворением рассматривал свое отражение в большом зеркале, пока Матье платил за покупку.

На улице Матье немного вытянул шелк наружу, так что роскошное переливчатое кольцо вокруг шеи Гари как бы раздулось, дерзко бросая вызов всем и каждому. Из озорства или тщеславия Гари сдвинул набекрень бескозырку, и стал виден большой вихор густых каштановых волос. Вероятно, кто-то из прохожих за ними наблюдал. Во всяком случае, не успели они отойти и на сотню шагов, как с ними заговорили. Мужчина, очень прилично одетый, какое-то время молча шагал рядом, а потом вытащил портсигар и сказал:

- Полагаю, у вас при себе нет курева. Могу я предложить свои сигареты?

- Отвали! Нам хватает друг друга, - ответил Гари грубо и вместе с тем весело, обнял Матье за бедра и притянул к себе.

Мужчина отстал от них, растворился в толпе.

- Часто случается, что кто-то заговаривает с тобой? - спросил Матье.

- Иногда... не очень часто... время от времени. С тобой, конечно, такого не бывает вообще. У тебя не тот вид. Но я-то матрос - я, в отличие от тебя, не кажусь столь герметично упакованным в собственное невежество или щепетильность. Люди с самого начала имеют в виду, что море - подходящее место для флибустьеров.

- Все дело в твоем лице, - сказал Матье, - оно такое милое, привлекательное... - Он запнулся. - Я неправильно выразился, Гари: оно красивое. Не приятное в обычном смысле, для этого оно жестковато; но удивительно многозначное и вместе с тем простодушное.

- Сегодня, Матье, главную роль играет шейный платок. Сейчас я тоже скажу кое-что о твоем лице. У тебя прекрасное лицо - прекрасное на мой вкус. Но наверняка оно нравится и другим.

- Оставим это. Не верю.

- Я тебе докажу. Может быть, очень скоро.

Они дошли до Ратушной площади.

- Сегодня мы разговариваем иначе, чем вчера, - сказал Матье. - Что-то изменилось, Гари... Я чувствую, что стал тебе ближе. Ты обращаешься со мной бережнее... нежнее.

- Сегодня, Матье, ты уже не столь богат. Я не удивляюсь, что ты захотел пошататься со мной по центру... опробовать обычную жизнь... Не удивлюсь даже, если ты перейдешь на «ты» с каким-нибудь несчастливцем, или бродягой, или разорившимся мошенником. Я нынче позволяю себе казаться хуже, чем я есть. Мне неймется - хочется возбудить твою ревность, чтобы был повод ущипнуть тебя за задницу. В конце концов: что плохого может с нами произойти, пока мы гуляем рука об руку?

Матье молчал очень долго. Потом сказал:

- Нам могла бы прийти в голову вздорная мысль, что мы одни на свете... полностью отрезаны от других... а всего того, что кажется существующим, вообще нет.

- Что же, - вырвалось у Гари, - это ведь почти правда - наша правда!