Ханс Хенни Янн - Это настигнет каждого

- Турбины уже отказывают, - сказала кельнерша.

- Вот стакан воды, Андерс, - сказал Матье. - Это единственный, последний...

- Я очень хочу пить, - сказал младший. - Позволь мне, пожалуйста, выпить все одному.

- Я так и думал, что он для тебя, - ответил Матье.

Потом он вспомнил, что Андерс просил у него сигарету. Он еще раз побеспокоил кельнершу. Сигареты тоже все проданы, объяснила та; но она, мол, уступит гостям одну - из своих личных запасов. Матье еще выторговал коробок спичек, и это придало ему уверенности. Во всяком случае, неудача оставила бы у него чувство горечи, ослабила бы его.

Когда Андерс выкурил сигарету, Матье предложил поискать другую пивную. Мальчику предложение не слишком понравилось, хотя он, пока меланхолично курил, опять пожаловался на голод и жажду. Он сказал, что они все равно не найдут нужное им заведение. И что сам он недостаточно знает окрестности, чтобы оказать в этом деле заметную помощь.

Матье, настроенный не так скептично, постарался успокоить своего спутника. Они поднялись, попрощались с хозяйкой. Дойдя до двери, заметили, что лампочки вот-вот погаснут.

И поспешили выйти на улицу.

Но какая неожиданность! К тьме теперь что-то примешивалось, хотя в первый момент они этого не поняли: серое мерцание, которое не было светом, а исходило от субстанции, еще недавно отсутствовавшей. Небо, похоже, стало даже темнее, чем прежде; если что и изменилось, так именно земля. Матье наклонился - определить на ощупь, что с ней сталось. Он ухватил рукой холодную пыль, рыхлую ледяную насыпку. Это был снег. Сразу после такого открытия, крайне его напугавшего, он ощутил снег - напыляемый сверху - и на своем лице, на руках. Пройдя пару шагов, он, даже не спросив Андерса, повернул обратно к пивной. Но открыть захлопнутую им же самим дверь не сумел. Видимо, какой-то механизм сработал и заклинил ее - случайно. Или ее закрыла изнутри человеческая рука?

- Нам придется искать спасения в другом месте, - сказал Матье.

- Снегу насыпало много, - сказал мальчик.

Матье заметил, что у его попутчика стучат зубы.

- Возьми мое пальто, Андерс!

Младший молча подождал, пока Матье снимет пальто, и закутался в это пальто сам.

Они пошли вперед. Куда направиться, не знали. Направление задавал Андерс. Он взял Матье под руку, прижался к нему. Пальто, казалось, его согрело - во всяком случае, он уже не дрожал.

Поскольку конкретной цели они не имели, а лишь надеялись набрести на пивную или другое подобное пристанище, ничто им не мешало присматриваться к ночи. Их восприятие обострилось.

- Похолодало, - сказал Матье, - это из-за ледяной крошки, что сыплется сверху.

Они остановились, пощупали легкий снег, по которому ступали и который делал их шаги беззвучными.

- Мне уже до щиколоток достает, - сказал младший.

Старший высунул язык, попробовал на вкус ледяные

зернышки, которые падали все гуще и гуще и уже окутали, подобно туману, последнее, что еще оставалось зримым.

Они зашагали дальше; двигались молча, бок о бок, полные смутных предчувствий - как звери, застигнутые врасплох внезапным приходом зимы и уже догадавшиеся, что для них начинается время суровых испытаний.

Мимоходом заметили, что их одежда запорошена снегом и задубела. Слишком поздно подняли они воротники. Матье страдал от холода, который с минуты на минуту усиливался. Но уязвимость мальчика пробудила у него сострадание, потому все так и осталось: старший мерз, а младший пользовался доставшейся ему привилегией, которая в любом случае не могла сохраняться долго.

Постепенно воздух наполнился шумом; или слух этих двоих обострился, и они теперь различали звуки - вихрящиеся вокруг, едва слышные.

Остановившись в следующий раз, они услышали позвякивание кристаллических звездочек, дребезжание крошечных осколков льда. Услышали пение, жутковатое в своей монотонности, в котором немного было высоких взлетов, но зато оно, повинуясь дирижерской палочке незримого ветра, ритмически варьировало на тысячи ладов мелодию, состоящую из чередующихся крещендо и декрещендо. Неисчерпаемую стеклянную мелодию, которая, может, и действовала усыпляюще, притупляя чувства, но подлинный сон не подпускала, потому что к ней примешивалось предчувствие неотвратимой злой судьбы: предстоящего окоченения всего текучего.

- У дождя другое лицо, - сказал Матье.

Андерс понял, что имел в виду старший. И ответил:

- Похоже на шорох сухой травы у моря... или на услышанное сквозь сон дребезжание разбившегося оконного стекла.