Ханс Хенни Янн - Это настигнет каждого

- Почему это так? - спросил себя Матье.

И ответил себе:

- Жизнь, ставшая только плотию [52] Ср. Иоанн 1:14: «И Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины...». , выдвигает лишь одно требование: быть и оставаться здесь. Работа дает пропитание, пусть и весьма убогое. Проституция - тоже, и тоже весьма убогое. Кто жрет грязь, тот либо умирает, либо приспосабливается к ней. Бытие вообще скудно; но оно есть собственность, пока длится. Оно ценно даже в черной плоти, и в гноящейся - тоже. Оно ценится слепцами и ценится импотентами. Лишь позднее, когда теплая пена остынет и станет грязным пятном...

Он наткнулся на какой-то покореженный предмет, вляпался в кал, остановился перед домом, подумав, что сможет расшифровать надпись на табличке. И прочитал:

«Барбара Давай-Давай, акушерка».

«Какая разница между никогда не рождавшимися и теми, кто однажды побывал здесь? Между никогда не обретавшими форму и однажды ее обретшими? Мыслить, иметь представления... - этого слишком мало. Любовь, самое кровоточащее чувство... - проходит ли она без следа? Есть ли воспоминания, остающиеся после нас?»

Он побрел дальше. Ему попадалось все больше вывесок, надписи на которых он мог расшифровать. Но равнодушие перевешивало любопытство.

«Этот пригород должен вскоре кончиться», - думал он.

Но была какая-то безмерность в его - пригорода - протяженности. Он все никак не кончался.

Кто-то, мимо кого Матье прошел, не заметив, теперь окликнул его. Молодой голос, не лишенный сходства с голосом грума, но не такой чистый.

- Не угостите сигаретой? - тихо спросил голос.

Матье остановился, ощупал карманы и повернулся к заговорившему с ним.

- У меня при себе нет сигарет, - ответил он.

Незнакомец подходил все ближе, ступая с трудом или, как показалось Матье, крадучись.

- Плохо, - сказал Приближающийся, - я истосковался по куреву. У меня давно не было во рту сигареты.

Матье попытался рассмотреть, кто это перед ним.

«Мальчик еще, - решил он, - Очевидно, хромой или страдающий каким-то недугом».

- У меня при себе нет сигарет, - повторил; как если бы тот, другой, ему не ответил.

- Не по пути ли нам? - спросил тот.

Матье медлил с ответом, словно пробовал вопрос на вкус. Он сделал пару шагов, удаляясь от другого. Но тот сразу требовательно крикнул:

- Вы должны взять меня с собой, господин! Я голоден. Мне негде спать. Я устал.

Матье ответил:

- Я чужой в этом городе. У меня здесь нет дома.

- Но есть же тут пивные, - сказал другой.

- Пивные все закрыты, - возразил Матье.

Другой заныл:

- Кто не знает жалости, тому давно следовало бы спать.

- Ты, кстати говоря, белый? - спросил Матье.

- Был бы свет, вы бы, мой господин, увидели, кто я, - отозвался другой.

- А есть тут где-нибудь свет?

- Возможно, - сказал другой, опять оказавшийся рядом с Матье.

- Если ты знаешь, где свет, то нам по пути. Коли поблизости найдется пивная, которая еще открыта, ты наешься досыта. - Матье ощупал купюру у себя в кармане.

- Мне холодно, - сказал другой.

- Да, похолодало, - ответил: Матье.

Он попытался идти быстрее, но попутчик его задерживал. Даже схватил Матье за пальто, и Матье пришлось, по сути, волочить его за собой, отчего они передвигались с трудом.

- Это ты плохо придумал, - сказал Матье. - Раз уж мы идем вместе, лучше возьми меня под руку.

Тот так и поступил, после чего сразу зашагал вполне бодро. Но все же немного наваливался. Матье чувствовал вес, пусть и ослабленный, другого тела - и вместе с тем доверие к этому чужаку, о котором знал только, что он юн и является существом мужского пола... И что какой-то изъян, серьезный или незначительный, сковывает его движения: ноготь на ноге, вросший в мясо, или боль в тазобедренном суставе, или неправильное строение костей; или что-то совсем пустячное: стертая пятка либо мышечная судорога, случающаяся порой у подростков. Поскольку оба теперь шагали довольно быстро, Матье отбросил мысль о серьезном недуге. Он решил, что речь скорее всего идет о вросшем в мясо ногте или о болях, связанных с взрослением организма.

Они свернули за угол. Тот, кто прежде шаркал ногами, теперь показывал дорогу. После того, как они несколько раз спустились и поднялись по каменным ступенькам, мальчик остановился перед темной стеной, в которой Матье с трудом разглядел грубо сколоченную дверь.

- Здесь вход, - сказал его провожатый.

- Так вперед!

Тот, другой, наудачу повернул ручку. Дверь сдвинулась. Света едва ли стало больше. Все же они поняли, что находятся в узкой прихожей. По левую руку сама собой - им так показалось - распахнулась вторая дверь. И оттуда хлынули затхлое тепло, запах пива, застарелый табачный дым, свет. Настоящий свет, сделавший предметы различимыми.