Ханс Хенни Янн - Это настигнет каждого

- Не говорите о несущественном, Матье, - перебила его женщина. - Я Эльвира; это и есть объяснение всему. Поскольку сама я ни к кому не хожу, другие вынуждены приходить ко мне. Забудьте на время о вашем путешествии и о том, откуда вы прибыли. Ваши воспоминания так или иначе фальшивы. Вы хотите задним числом придать цель своим намерениям и упорядочить прошлое, чтобы оно стало осмысленным. Это красивая игра и ничего более. Вы жили поверхностно; то есть: вы обустраивались в своем теле. Сомневаюсь, что, занимаясь этим, вы хотя бы сумели развить у себя хороший вкус. По вашему лицу видно, что вы даже не знаете, где в вас стоит кровать.

Матье попытался рассмеяться; ему это не удалось.

«Я ощущаю себя как в тумане... неотчетливо, невыразительно, словно глотнул одурманивающего яду. В моем прошлом образовалось столько лакун, что, будь я сейчас в полном сознании, я бы содрогнулся от ужаса...» Он подумал это, но не произнес вслух.

- Вам неловко, - сказала Эльвира, - Напомню: вы получили мою карточку и прочитали ее. Итак - зачем вы здесь?

- Чтобы видеть вас, Эльвира, - сказал он коротко.

- Первая разумная фраза, которую вы, Матье, произнесли. За пятьдесят франков увидеть человека может каждый - в любом городе, как бы он ни назывался и где бы ни находился; хоть днем, хоть ночью.

Она хлопнула в ладоши. Тотчас на пороге появился грум Ослик.

- Уже? - спросил он.

- Накрывайте стол, - сказала Эльвира и еще раз хлопнула в ладоши.

Ослик вошел, взял два стула, которые стояли у стены, и поставил их на ковер посреди комнаты.

Он перенес туда и торшер. Потом опять выскользнул за дверь, но уже в следующую секунду вкатил в комнату столик на колесах, на котором были тарелки, столовые приборы, бокалы и блюдо с сэндвичами.

- Полагаю, вы пьете шампанское... - сказала Эльвира.

Не дождавшись, пока Матье ответит, она велела груму принести вино.

Поставив открытую бутылку на стол, Ослик удалился, а Эльвира и Матье уселись друг против друга, освещаемые торшером.

Только теперь Матье разглядел женщину как следует; она тоже смотрела на него, правда, ненавязчиво. Он же и не пытался скрыть своего настырного любопытства.

Ему казалось, Эльвира с минуты на минуту молодеет. Когда она только появилась из оклеенной обоями двери, он бы ей дал лет тридцать. Теперь он подумал, что года два-три надо бы, пожалуй, сбросить. Посмотрев на ее лицо еще какое-то время - с недопустимой настойчивостью,-он сбросил уже десяток лет. Это лицо, которое и в первый момент он бы назвал привлекательным, теперь казалось невообразимо прекрасным. Матье, как он полагал, распознал приметы, подтверждающие, что Эльвира - сестра грума; но только она была гораздо обаятельнее миловидного мальчика. Матье уже влюбился в ее рот, приоткрытый и всецело обращенный к нему: рот, который как бы обнажал себя, но не вызывающе. Поначалу они не смотрели в глаза друг другу. Теперь их взгляды встретились. Матье опустил голову и взглянул на руки Эльвиры. «Это руки Ослика. Она его сестра». Смущение усиливалось. Он старался не поддаваться зарождающейся любовной страсти. Но разумные мысли не защищали от отчаянного вожделения, уже неодолимо овладевшего его естеством.

Эльвира помогла ему унять сумятицу ощущений. Она небрежно спросила:

- Как по-вашему, Матье, я не слишком сильно накрашена?

Он озадаченно поднял голову. На лице у нее в самом деле лежал слой какого-то вещества - намек на внешнюю форму, отличную от ее кожи. А он-то и не заметил! Это отрезвило его, правда, совсем ненадолго. Он не ответил. Она положила ему на тарелку немного еды. Он очнулся и наполнил бокалы.

- Я не голоден, - сказал.

- Кому не по вкусу еда и питье, тот в опасности, хотя сам может и не знать об этом, - сказала Эльвира.

Он промолчал. Они чокнулись и выпили. Матье обратил внимание на то, что вкусовые ощущения у него отсутствуют; во всяком случае, язык от игристого вина не защипало. Он откусил от сэндвича; но ощутил только собственную слюну... или солоноватый привкус крови. Ему вдруг показалось, что у него нет желудка. Больше он есть не стал.

- Вам не нравится? - спросила Эльвира.

Сперва он солгал, что находит вино и еду превосходными; но потом признался: во рту у него все становится пресным.

- Я чувствую только вкус соды... соды, - сказал он неожиданно для себя.

- Мне очень жаль, - равнодушно ответила хозяйка. - Это значит, что нависшая над вами опасность действительно весьма велика - сама ваша жизнь под угрозой. Еда не хуже, чем она выглядит на поверхности. А шампанское... лучше ледяной воды.