Константин Шеметов - Ослик Иисуса Христа

Ослик так и чуял эту полынь – запах из детства.

Далёкого детства, когда он на лето приезжал к бабушке в деревню под Харьковом и блуждал полями, зачитываясь Дюма и Бальзаком. Так что неудивительно – одна из первых его статей, посвящённых так называемым «полевым гаджетам», так и называлась: «Русское поле: перспективы, цели, задачи». Работа датирована июнем 2021 года и как и большинство его публикаций была краткой, аргументированной и предельно чёткой: «русское поле полю не помеха».

Знал бы он, как ошибался, но об этом позже.

Помеха, не помеха – в целом же идеи Ослика были положительно восприняты и в научном сообществе, и в «народе», что называется. Даже программисты как-то не возмутились, полагая, вероятно, что найдут себе применение и в русском, и в чистом, и в каком бы то ни было другом поле. Подобно футболистам и нацистам, короче, они не сомневались, что пригодятся везде и всюду.

Ослик работал не покладая рук. Он много читал, ездил по свету и, образно выражаясь, наблюдал, как «вымирают динозавры». Режимы падали один за другим. Вслед за Африкой пошёл Ближний Восток, за ним латиноамериканские «постояльцы», Улан-Батор, Ханой и Пхеньян. Впрочем, пошли, да без толку – на смену одним «динозаврам» приходили другие, такие же вялые и неизлечимо больные. Вялые в том смысле, что были неспособны ни свободно мыслить, ни разрешать конфликтов (неизбежных конфликтов в любом сообществе), ни смотреть в будущее. Запреты и насилие – вот единственные доступные их пониманию методы.

«Эффект „запущенной эволюции“», – размышлял Ослик, но процесс таки шёл. Механизм работал – люди боялись и набирались ума. Набирались неспешно (умнеешь всегда чуть медленнее, чем тупеешь). Им запрещали, их насиловали, но ужас подстёгивал. Не зря говорят: режимы съедают сами себя. Вероятно, так и есть. «Вопрос времени», – заметила как-то Собака Софи, начитавшись Евгении Альбац (Bureaucrats and Russian Transition: Politics of Accommodation) и с тревогой поглядывая на Восток.

К лету двадцать третьего Софи окончила Кембридж, увлеклась историей искусства и написала книгу с «оптимистичным» названием «In Hospital There Is Not So Bad» («В больнице не так уж и плохо»).

В больнице, о которой шла речь, и в самом деле было неплохо: неплохо кормили, неплохо лечили, да и вообще справлялись неплохо. Плохо было тем, кто выздоравливал. Вскоре их выписывали, а дальше начиналось самое интересное. Больница размером с Китай располагалась в море посреди бескрайней пустоши, и тем, кто выписывался, ничего другого не оставалось кроме как плыть. Люди кидались в воду, плыли, но вскоре возвращались назад – измождённые и вновь больные.

Книгой заинтересовался Клод Вулдридж и вскоре издал её в своём Wooldridge and Anemones (издательство «Вулдридж и анемоны»).

Насчёт «Анемонов». Создавая издательство для запрещённых авторов из Восточного блока, Клод колебался и регулярно встречался с Осликом, чтобы понять, что к чему. Политика издательства, бухгалтерия, возможность бизнеса и даже название (морские анемоны, или актинии , лат. actiniaria – отряд морских стрекающих из класса коралловых полипов) вызывали множество вопросов, а где вопросы, там сомнения и «работа ума» по выражению Сократа.

Анемоны – прекрасный материал для исследования антропологии выживания. Вряд ли они видели, как умирают динозавры, но тем интереснее их генезис. Подобно русским после коммунистического переворота в 1917-м, анемоны развивались преимущественно автономно, мало что зная о жизни на поверхности океана (да ничего не зная!), и тем не менее выживали.

Издательство с интересом следило за русскими «анемонами» и охотно публиковало любых мало-мальски интересных писателей из РФ и её сателлитов. Население этих стран если и не бедствовало материально, то уж точно подвергалось нравственному насилию. Людей откровенно обманывали, а за малейший протест отправляли в Сибирь.

Начитавшись про эту Сибирь (от декабристов до современных гомосексуалистов, отсылаемых туда же), Софи дополнила тему личным опытом дурдома (дурдом на Мосфильмовской) и спустя год закончила второй роман. Он вышел в тех же «Анемонах» под названием «Siberia For Ever» («Сибирь навсегда») и принёс известность теперь не только Софи, но и Клоду Вулдриджу.

«Клод Вулдридж – издатель и борец», – писала «Гардиан». Как и ожидалось, после освобождения Лобачёвой Вулдридж немедленно назначил её главным редактором и, прямо скажем, не прогадал. Наташа придала новый импульс не только «Анемонам», но и самому Клоду Вулдриджу. Не прошло и месяца – он влюбился в неё, да так, что крышу снесло. «Крышу снесло, – признался Клод Ослику, – как быть?» – «Любить, – ответил Ослик, – а там, глядишь, что и получится».