Константин Шеметов - Ослик Иисуса Христа

– Было хорошо, спасибо.

– Пожалуйста, – ответил Ослик.

– Как вас зовут?

– Генри.

– Что ж, тогда мы пойдём.

«Джек» попрощался с ним, и они ушли.

О тротуар вновь застучал дождь. Капли были довольно крупными. Ударяясь об асфальт, они мгновенно взрывались, точно инопланетные снаряды, прилетевшие покончить с Землёй, но без толку: Земля держалась, а дождь лишь придавал красоты окружающему миру.

«Джек» и Ингрид перебежали улицу и заторопились прочь. Ещё немного – и они вовсе скроются из виду, но вот о чём подумал Ослик: у Ингрид удивительно переменчивое лицо. При малейшем изменении мимики Ингрид Ренар преображалась. Она менялась: от Карис ван Хаутен через Мишель Пфайффер и до Эмили Блант (внешность которой уже сама по себе – бесконечная завораживающая перемена).

Способность к изменению образа давно и устойчиво ассоциировалась у Ослика с мимикрией. Мимикрия же в его понимании была функцией приспособляемости. Той самой приспособляемости, что как раз и обеспечивает виду выживание. «Механизм естественного отбора, – прочёл он как-то у Барнса (и вновь храбрый Барнс, «Нечего бояться»), – зависит от выживания, но выживает не тот, кто сильней или обладает более высокими интеллектуальными способностями, а тот, кто лучше всех приспосабливается». По-любому, здесь было над чем подумать, но думать не хотелось.

Ослик пребывал в эйфории. Он понимал, что влюбился, ему хорошо, а сколько это продлится – не так уж и важно. Ингрид Ренар из галереи Tate Modern постучалась в его голову, он впустил её, и Ингрид постепенно обустраивалась. Впрочем, обустроиться здесь несложно: пустая голова – делай что хочешь. Пустые комнаты, собрание картин, развешанных по стенам, полки с книжками, да сотня-другая любимых пластинок. Можно сказать, Осликова голова была готова к приёму чего угодно, хотя и тут как посмотреть.

Его коллекцию живописи, к примеру, составляли выдающиеся импрессионисты: Клод Моне с работой «Впечатление. Восход солнца», Огюст Ренуар («В кафе»), Эдгар Дега («На сцене»), Фредерик Базиль, Берта Моризо и тому подобные.

Особое же место среди художников (и это бросалось сразу) занимали картины Жоржа Сера. Редкий пример «социального импрессионизма», по мнению Ослика. Взять хотя бы «Купание в Аньере» (работа слева) и «Воскресную прогулку на острове Гран-Жатт» (работа справа). Люди из разных миров и разделённые плавным течением реки, будто смотрят друг на друга, но на этом и всё. Слева – молодые люди (рабочие местной фабрики), справа – разноцветные зонты, леди, их дети, джентльмен с проституткой и, похоже, ещё одна (за ловлей «форели» – стоит себе у самой воды и удит).

Жорж Сера создал лишь семь больших полотен, что и понятно. Во-первых он прожил всего ничего (32 года), а во-вторых, придуманная им техника рисования – так называемый «пуантилизм» (крошечные точки контрастного цвета) – была невероятно трудоемкой.

Ингрид всё «обустраивалась».

Из книжек у Ослика присутствовали в основном научные издания (преимущественно по математике, биологии и искусственному интеллекту). Коллекция художественной литературы была представлена большей частью западными писателями (примерно от Байрона до Бернара-Анри Леви), если не считать отдельной полки с античными авторами. Неплохая коллекция как ни странно: там тебе и «Одиссея» Гомера (совсем уж архаика), и «Лисистрата» с «Облаками» Аристофана.

Что касается музыки – в голове у Генри то и дело крутились малоизвестные панк-группы, такие как Tiny Moving Parts, Precursor, Alcoa, Vinnie Caruana, Shai Hulud, ну и конечно его распрекрасные This Town Needs Guns из Оксфорда. Группы не ахти какие, но, по-любому, одарённые – и поэтически, и музыкально.

Кроме того Ослик бережно хранил и несколько флаеров на клубные концерты своих любимцев. Среди них наиболее памятный – флаер на This Town Needs Guns (при поддержке L’étranger и Forbiros) в московском клубе Б2. Дело в том, что Ослик так и не попал на этот концерт 12 февраля тринадцатого года из-за ареста («Пройдёмте с нами»). Ослика схватили как раз накануне, а 12 февраля, во вторник, он уже проходил медицинскую комиссию в ведомственной санчасти.

Осликова голова, таким образом, была хоть и пуста, но весьма романтична, и приживётся ли там Ингрид – было неясно. Наташа Лобачёва, к слову, не прижилась. Не прижилась, похоже, и Эльвира Додж, не говоря уже о Собаке Софи из дурдома на Мосфильмовской. Люди ценят реальность. Даже в искусстве они большей частью ищут именно её. Реальность же Ослика походила на вымысел, да и ни к чему ему, если подумать, лишние заботы. «Оставьте меня в покое» – вот наиболее часто возникавшая в его голове мысль. Так что шансов у Ингрид было немного.