Александр Ольбик - Ящик Пандоры

– Подыхаю, дайте выпить, – сказала Медея и сама налила в стакан водки. Выпила так, как пьют далеко не все, – водку не глотала, а медленно сцедила в свои раздрызганные минетом губы. Поморщилась. Ложкой почерпнула из миски салата и…

Олигарх, вышедший вслед за ней, остался сидеть на скамейке и торчал там потерянным чурбаном. Эдакий парень-скромняга, у которого непропорционально его рыхлому телу мизерный, но тотально возбужденный Артефакт… Об этом рассказывала однажды сама Медея…

– Все идем купаться… Вода – как парное молоко… Все на море… – Подавая пример, Медея первой выволоклась из палисадника и, подхватив отяжелевшего на скамейке Олигарха, поплелась с ним в сторону березовой рощицы, железной дороги, улицы со светофорами… в сторону залива. И как ни странно, за ней, как за главной в стае гусыней, потянулся весь косяк: Дарий с Пандорой и примкнувший к ним Легионер, Григориан с женой, чуть позади – Мусей с Машей и Сашей, и замыкало шествие всеобщее одичание и шелест лип.

По дороге к морю Дарий затянул Пандору в кафе-стекляшку, где на скорую руку они собирались выпить по чашке двойного кофе. Слышались звуки блюза, это Мафусаил с похоронной миной на лице наводил тоску на малочисленную публику заведения. Пианист Фердинанд в своей ковбойской черной шляпе, с сигаретой в губах так же меланхолично подыгрывал Мафусаилу, а Зинга в это время у стойки потягивала через соломинку свой любимы коктейль «Вкус жизни». Взгляд Дария хоть и затуманен алкоголем, но на женское племя остер и бдителен: в дальнем, интимно затемненном углу, при свечах, он узрел пропажу, у которой якобы менструазмы… За столом с двумя свечами сидела парочка – средних лет мужчина, очень напоминающий громилу, с черным ершиком волос на большой круглой голове и прекрасная половина рода человеческого с затененным до половины лицом. На женщине было шикарное платье с глубоким декольте, в проеме которого сверкал неизвестного статуса кулон, висевший на цепочке также неизвестного свойства. Дарий локтем привлек внимание Пандоры и шепнул: «Будь я проклят, если это не Сара… А этот придурок (это он о Мусее) играется с гирями. И как только ему не мешают рога… – И пафосно добавил: – Нет, все вы, бабы, бляди, того и гляди станешь муфлоном первой категории…»

– Не хами, я не Сара… Но как она не боится, ведь сюда может зайти Мусей…

– Мы ничего с тобой не знаем… Может, он страдает отсутствием фрикции или того хлеще – эрекции… Но мы не будем стукачами и давай подстрахуем Сару…

Они вышли как раз в тот момент, когда Мусей, держа за руки Сашу с Машей, чинно шествовал мимо кафе в сторону моря.

– Привет, старина! – окликнул его Дарий. – А где остальные?

– Мать с хахалем, кажись, впереди, а Легионер блюет в сосенках… Развезло – видно, собственная самогонка доконала… Григориан со своей квашней плетутся сзади… Модеста тоже блевала и потеряла вставную челюсть… Хором ищут.

На море уже протянулись ожерелья огоньков: слева – маяк Колки, справа – огни столицы и двух маяков: ближайшего Лиелупского и дальнего – Мангальского. Очень умиротворяющая душу картина. А между огоньками темное плато абсолютно безмятежного моря. Но живущего отсветами Луны, звезд и искорками, которые исходили от медуз и выпрыгивающих на поверхность воды вимб. Но Дарий видел то, что не было доступно сетчатке других глаз: все пространство над морем отливало призрачным аквамариновым и изумрудным цветом, и эту неотразимо притягательную гамму пронизывали золотые нити отраженного небесами заката. Куинджи! Ночь над Рижским заливом… При виде этого величественного колера в груди художника затомилась тихая печаль, возникающая разве что при воскрешении…

Когда Дарий с Пандорой, развесив одежду на кустах лозняка, абсолютно обнаженные вошли в воду, ничего в мире не изменилось, разве что в районе Артефакта что-то зашлось, как бы запротестовало против холодка.

– Вот так бы идти и идти, – задумчиво завела Пандора. – И не возвращаться…

– Это мы всегда успеем, но для этого нам потребуются рюкзаки и по две пудовых гири.

– Одолжим у Мусея, думаю, он мне не откажет.

– Его гири для цирка… А что он тебе там щебетал на ушко, когда мы сидели за столом?

Пандора ненавидит Дария в момент, когда тот задает вопросы. Тогда он ей кажется последним гадом, с которым не то что любиться, но и разговаривать отвратительно.

– Он сказал, что кот Фарисей был онанистом, Мусей сам видел как он сам себя удовлетворял.