Патрик Бессон - Закат семьи Брабанов

Рошетты собрались уходить. Я меланхолично махнула рукой на прощание их детям, с которыми мы когда-то хорошо проводили время. Мандалей тащился позади них, гордо подняв свой целый хвост. Перед калиткой питбуль резко остановился и повернул свою приплюснутую черноватую морду в мою сторону, словно догадался, что я подумала о бедном Рангуне, хвост которого после многочисленных скандалов — так как Бенито хотел хранить его в своей комнате и даже в кровати под одеялом — закончил существование в нашей мусорке. Мандалей бросил на меня мрачный и угрожающий взгляд, словно говоря: «Я прекрасно знаю, что это вы, Брабаны, отрезали хвост у моего предшественника, но хочу вас предупредить, что со мной вы должны вести себя более учтиво и вежливо. Я дорожу своим хвостом и буду драться, чтобы сохранить его». Я кивнула ему, чтобы выразить свое одобрение и даже солидарность, но не могла не думать, что когда Бенито вернется, — а он когда-нибудь будет освобожден, несмотря на все наши мольбы, чтобы этого не случилось, — первое, что он устроит вечером во время попойки, или ночью, полной тревоги, или ранним утром, беснуясь и демонстрируя полное безразличие к жизни, — это отрежет хвост новому питбулю Рошеттов. Отрежет без злости и даже без радости, движимый методичным умом, находя комизм в повторении ситуации и удовольствие в завершении работенки, начатой очень давно.

Когда ушел последний гость — мадам Бертран, моя преподавательница философии, восхищенная тем, что я получила шестнадцать баллов из двадцати по ее предмету на экзамене на степень бакалавра, но удивленная, как она выразилась, моим «нелепым нарядом», ведь она никогда не сомневалась, что я парень, потому что девчонки не думали так, как я, и, вообще, по ее мнению, не думали (мадам Бертран была немного женоненавистницей, как это часто случается с феминистками, особенно когда им перевалит за пятьдесят), — я все убрала и почистила, как в прежние времена это делала Синеситта. В какой дешевой гостинице, в какой сырой комнате держал ее в плену Стюарт Коллен, пропивая последние швейцарские франки в пивной?

Папа сидел на крыльце в босоножках и майке и, покусывая старую трубку, смотрел, как я убираю, даже не предлагая мне своей помощи. Я была уверена, что если бы надела брюки — или даже шорты — вместо этой юбки, а также не подкрасила немного ресницы и не напудрила щеки, он бы мне помог. Мужчины любезны только с мужчинами. С женщинами, которых желают, они грубы; с женщинами, которых не желают, они ведут себя как хамы; с женщинами из своей семьи — по-свински. Единственный присутствующий здесь мужчина, который мог бы мне помочь, был Боб. Увы, у него не было способностей. Он попытался отнести печенье на кухню, но уронил его в коридоре и начал танцевать на нем. Я дала ему подзатыльник — обнаружив, что если женщины более суровы с детьми, чем мужчины, то это потому, что дети изводят женщин, а не мужчин — и приказала идти играть в другое место, что он побыстрее и постарался сделать. В восьмой или девятый раз возвращаясь из кухни в сад, я спросила у папы тоном выведенной из себя супруги, тянущей на себе уже полвека весь домашний груз, чего он ждет.

— Курьера из министерства юстиции, — ответил он.

На этот раз я ему поверила. После смерти мамы он стал врать намного меньше, будто все то время, что длился их союз, они просто соревновались во лжи, устраивая своего рода конкурсы по придумыванию небылиц или состязания мифоманов. Точно так же, как люди воруют, чтобы не быть обворованными, они лгали, чтобы не быть обманутыми. Теперь, когда папе никто не лгал, он испытывал потребность говорить правду. И если еще изредка врал, то, скорее, по привычке или ради развлечения. Например, он шел в Росни посмотреть фильм с Аленом Делоном, а, вернувшись, говорил, что видел фильм с Бельмондо в Монтерей-су-Буа. Баскский ресторан в седьмом округе, где он обедал с бывшим агентом Генеральной дирекции внешней безопасности, в одном случае из двух превращался у него в каталонский ресторан в двенадцатом округе, где он обедал с новым начальником Управления транспортом. Штраф за неправильную парковку он объяснял тем, что обогнал такси в зоне для автобусов и, конечно же, пересек непрерывную желтую линию. Но когда речь заходила о маме, Синеситте, Бенито или генерале де Голле, папа придерживался фактов.

— Что он должен привезти?

— Судебное досье Стюарта Коллена. Я вдруг подумал, что мы ничего о нем не знаем — кем он был и что делал до женитьбы на Синеситте.