Александр Петров - Дочь генерала

Взял Сергей в сарае инструменты и по внутренней лестнице поднялся на второй ярус западного придела. Здесь под самой крышей стояла жара от раскаленных на солнце листов железа. Света от лампочки было маловато, работать часто приходилось наощупь. Но в конце концов на фронтоне храма появилось аккуратное круглое оконце.

На прощание отец Виктор еще раз причастил Сергея, они вместе помолились и пообедали. За столом старец сказал, чтобы отныне каждый месяц тот причащался и не забывал отдавать десятину от заработков в любой храм.

Сергей вышел из церковных ворот, в последний раз взглянул на свое круглое окно-иллюминатор и быстрым шагом отправился домой. Чуть не впервые в жизни он ощутил, что страх оставил его. Он чувствовал мощную невидимую броню, закрывающую его от зла. Мимо проезжали милицейские и бандитские машины, он ловил на себе пронзительные взгляды и слышал шепот за спиной — но все это ничуть его не тревожило. Опасность пропала, сгинула, растаяла! Сергей словно вернулся в детство, где все было просто и безоблачно.

Он дышал полной грудью и не мог надышаться. Он любовался цветами, деревьями, детьми, небом, рекой и звездами. Он жил!

К причастию готовились вместе. Сергей спросил Наташу:

— Есть два типа людей. Одним говоришь: делай так и так — и они, доверяясь тебе, быстро достигают успеха. Другие каждому слову противоречат: а почему, а где это написано, а чем докажешь? Или еще хлеще: а ты кто такой меня учить? Эти вторые долго плутают, упираются в тупик, уходят из Церкви. Ты, Наташа, по какому пути пойдешь: послушания или противления?

— Послушания, наверное… а?

— Хорошо. Очень хорошо.

И на самом деле все у них получалось неплохо. Воцерковляемая слушала серьезно и внимательно. Легко подключалась к чтению покаянного канона. Не без запинок, конечно, но читала вдумчиво, вникая в смысл каждого слова. Если какие-то слова были непонятны, она не стеснялась спрашивать. После того как у нее возникло желание покаяться и побыстрей расстаться с грехами, она аккуратно выписывала в тетрадку свои грехи, прикрывая их ладошкой. В это время Сергей, почти отвернувшись от нее, читал брошюрку «Мытарства блаженной Феодоры». Они вместе мысленно проходили этот страшный путь, чтобы избежать его в недалеком будущем.

Рука об руку ходили в храм на службы и там Наташа вслушивалась в каждое слово, будто сухая губка впитывая звуки, наблюдая за действиями священников. На исповеди она сильно волновалась и даже тихонько всплакнула. Впрочем священник говорил с ней мягко, по-отечески бережно. После разрешительной молитвы, она встала с колен, приложилась к Кресту и Евангелию и, отходя от аналоя, взглянула на Сергея. Но тот даже не поднял глаз: он сосредоточенно смотрел под ноги, медленно двигался к аналою, теребя свой листок, как школьник на экзамене. Теперь она понимала: исповедь это не просто так, это как частный страшный суд.

Утром они встретились у входа в храм и вместе вошли внутрь. Сергей снова был молчалив и сосредоточен. Наташа же, по-детски распахнув глаза, жадно наблюдала за течением литургии. «Символ Веры» она пропела, лишь изредка подглядывая в маленький молитвослов, зато «Отче наш» — полностью наизусть. Эти совместная молитва удивительно сплотила ее с окружающими людьми. Она чувствовала себя частью какого-то огромного и непобедимого сообщества, которое по всей вселенной участвует в этой литургии. Причем не только в тысячах храмов, стоящих по всей земле, но и где-то далеко-далеко, где «над небом голубым есть город золотой».

Впервые в жизни прилюдно клала она земные поклоны, не чувствуя смущения. А к желанной сверкающей Чаше пошла вслед за Сергеем, аккуратно, как отличница, сложив руки на груди. С легкой завистью, едва сдерживая слезы, смотрела на лица людей, отходивших от Чаши, на их опущенные глаза, созерцавших внутри себя нечто очень важное и ценное.

Наконец, она вплотную подошла к Чаше, и на ее плечи легли руки диаконов с красным покрывалом. Когда она произнесла свое имя и широко открыла рот, жажда получить Это, чего не обнимает разум, но требует душа, стала почти невыносимой. Священник, казалось, долго, очень долго, выбирал позолоченной ложечкой из чаши-потира частицу… И уж глаза ее заволакивали нежданные слезы… И уж полость рта высохла… И вот она ощутила сначала языком, потом нёбом, а потом всей носоглоткой сладостное жжение. Сморгнув слезы, она смотрела под ноги, чтобы невзначай не споткнуться, и осторожно ступая вслед за Сергеем, как великую ценность несла себя к столику, где разливали из чайника «теплоту». То, что в это время растворялось в ней, не поддавалось никаким определениям. В общем, она была… она стала… Да, счастливой!..