Ларс Кристенсен - Посредник

Она помогла мне встать. Я прошел в ванную. Хайди заехала за мной. Хайди разыскала меня. Совершенно не верится. Мысли мои были недостаточно велики, чтобы вместить то, чему не верилось. И все же это правда. Я подписал несколько бумаг, подготовленных Шерифом. Потом мы на лифте спустились в холл, и я следом за Хайди прошел на парковку, где она запустила движок серебристого седана. Мои чемоданы лежали в багажнике. Мы сели в машину. Она протянула мне запечатанный прямоугольный пластиковый пакет с лекарствами. Я покачал головой. Не хочу. Я заслужил боль. Заслужил тревогу. Мы наконец выехали из этого города, из белого пятнышка на черной карте. Миновали церковь, где происходили похороны, не один, а три гроба стояли каждый у своей могилы, сейчас их опустят в жесткий, каменистый холод здешней земли. Я заметил Пастора, Доктора и Шерифа. Народу собралось совсем мало. Ко мне что же, опять вернулись знаки? Знаки и цифры? Мне надо домой, к трем гробам? Если в одном лежит моя мама, то для кого еще два? Я закрыл глаза.

– Мы в пути. Рассказывай.

И Хайди начала рассказ:

– Я работаю в Нью-Йорке, в норвежском консульстве…

– Тогда ты проделала долгий путь, чтобы разыскать меня, – перебил я.

Хайди засмеялась:

– Да, сама напросилась. Мне казалось, я задолжала тебе услугу.

На это я ничего не сказал, так как не мог припомнить, чтобы сам оказывал Хайди услугу, разве что тогда, в лодке, когда ветер принес ненастье, но тотчас сообразил, что спасла нас тогда мама, вдобавок это был сон, но тем не менее и он был в счет.

– Прости, – сказал я, не зная, чту прошу мне простить.

– Твоя семья, – продолжала Хайди, – связалась с нами, когда ты не вернулся домой в условленный срок. Они, конечно, встревожились. Как и люди из «Шеппард П.». Остальное просто.

– Просто?

– Скрыться нельзя. Ты оставляешь следы.

– Но что меня нашла именно ты, отнюдь не просто.

– Так уж получается.

– Так получаться не должно, – сказал я. – Не должно, черт побери. Никто же не поверит.

– Но так получилось, – сказала она, – ну и я немножко посодействовала. И разве не все равно, чему верят?

Из Чикаго мы самолетом вылетели в Нью-Йорк. Следующий рейс через три часа. Хайди была со мной. Ей же велели не спускать с меня глаз. Очень мило. Мне ее компания нравилась. Мы сидели в зале прилетов, в баре. Я улечу. Она останется. Хайди заказала зеленый чай. Я последовал ее примеру. Налил ей зеленого чая.

– Она казалась такой сильной, – сказала Хайди.

– Кто?

– Твоя мама. Сильной. Вот первое, о чем я подумала. Прости, я… – Она осеклась.

Этого я не хотел. Я хотел, чтобы она говорила, сказала больше, ведь мне нравилось слушать ее, слушать то, что она говорила, это же была правда.

– Не надо просить прощения, – сказал я.

– Я ведь видела ее всего один раз. И тем не менее. Мне она показалась именно такой, сильной, – вот первое, о чем я подумала, – сильной.

– Она была… – На сей раз осекся я, оборвал себя, а когда понял, что Хайди не скажет ничего, пока не скажу я, проговорил: – В «Шеппард П.», кстати, меня звали Эрудитом.

Хайди рассмеялась:

– А мы выиграли! Твоя мама и я!

Я заказал кофе. Суматоха аэропорта начала действовать мне на нервы: шаги, всевозможные шаги, у каждого ботинка свой звук, темп, чемоданы на колесиках, тележки, искаженные голоса из динамиков, кусочки льда в чужих напитках – оглушительный шум, всезаглушающая жизнь.

– Ты работала в Брюсселе?

– Да, а потом приехала сюда, в нью-йоркское консульство, чтобы присматривать за чудаками вроде тебя.

– Спасибо. Я больше не буду. – Я не мог не сказать этого. Не мог не повторить: – Больше не буду.

– Ты закончил те стихи про Луну?

– Нет. Застрял на заглавии. Я слишком много написал такого, что так и осталось заглавием. Слава богу!

Хайди вдруг уткнулась головой мне в плечо; мне бы надо почувствовать себя молодым, но вышло наоборот, эта близость лишь напомнила обо всем несбывшемся.

– Что ты, собственно, делал в «Шеппард П.»?

– Не могу сказать. Дал подписку о неразглашении.

– Только и скажешь, что тебя прозвали Эрудитом?

– Да, это предел.

Объявили мой рейс. Хайди проводила меня к выходу на посадку. Да, она глаз с меня не спускала. У нее был персональный пропуск, наверняка дипломатический, так что она могла пройти со мной дальше, хоть никуда и не летела. Мы могли бы задать друг другу множество вопросов, но не стали этого делать. Пожалуй, так оно и лучше. Что толку рассказывать, когда все уже в прошлом? Я мог бы сказать, что никогда ее не забывал. Но правда ли это? Разве не было в моей жизни таких лет, когда я почти все забывал? Я чувствовал груз всех дней, какие растранжирил попусту. Хайди склонила голову набок, улыбнулась: