Ларс Кристенсен - Посредник

– Погляжу, может, папа приедет на пароме, – сказал я.

– Само собой, погляди.

– Очень может быть, что приедет.

– Хорошо бы. Тогда вы покрасите флагшток.

– Вот именно. Его необходимо покрасить.

Ивер Малт вручил мне жестянку:

– Ты леворукий?

Я мог бы ответить, что я левоногий, хотя такого слова нет, но, в общем-то, уже есть, левоногий, мне удобнее всего идти левой ногой.

– Нет, – сказал я. – А ты?

– Тогда почему держишь жестянку в правой руке?

Я поменял руку, переложил лесу в другую:

– Так?

– Можешь раскрутить блесну либо над головой, как лассо, либо сбоку. Понятно?

Сперва я попробовал как лассо. Блесна, красно-золотая, оказалась тяжеловата, и я едва не потерял равновесие.

– Думаю, для начала лучше сбоку, – сказал Ивер.

Теперь он в свой черед стал у меня за спиной. Подправил положение моего плеча и запястья, потом отступил немного назад. Я замахал рукой будто ветряная мельница, отпустил лесу, и блесна нырнула во фьорд сантиметрах в восьми от причальных столбов. Покрутив за ручку, я выбрал лесу и бросил жестянку Иверу:

– Лови сам. Мне на фиг не надо.

Ивер здорово удивился, шагнул ближе:

– Ты чего? Бросаешь после первой же попытки?

– Не бросаю. Потому что не начинал.

– Первый раз у меня тоже не вышло. Блесна вообще приземлилась возле автобуса, водитель аккурат брал с пассажиров деньги.

– Ну и как, ты поймал что-нибудь?

Ивер засмеялся и снова всучил мне жестянку:

– Давай еще разок. И поменьше размахивай. Трех взмахов хватит. Отпускай с вытянутой руки.

Я сделал, как он сказал. Вышло получше, чем в первый раз, понятно, бросок не самый дальний в несодденской истории, но так или иначе блесна ушла во фьорд на достаточном расстоянии от берега, чтобы я мог заловить макрель или хоть мерлана. Ивер хлопнул меня по спине:

– Здорово! Чертовски здорово! Трави леску и считай до десяти. Потом можешь спокойно выбирать. Да на фига считать так быстро!

Меня охватило странное, какое-то перевернутое чувство. Я пришел сюда, чтобы не обидеть Ивера Малта, а теперь выходит наоборот: он старается не обидеть меня. Вообще-то, мне это не нравилось. Но я по-прежнему делал все, как он говорил. И к собственному удивлению, не мог не признать, что испытывал совершенно особенное ощущение, когда блесна двигалась там, в глубине, едва заметные подергивания передавались по лесе, продолжались в ладони, бежали вверх, к плечу, и заканчивались в ухе, словно песенка, нет, просто нота, длившаяся еще долго после того, как это лето миновало.

– Еще раз, – сказал Ивер.

– Парум идет.

– Да какая разница? Забрасывай.

– И люди идут.

– Ну и что? Фиг с ними.

В третий раз я сделал, как говорил Ивер. Послал их на фиг. Тех, что сошли с автобуса и собирались идти в поселок, послал на фиг, и все. Я уже начал говорить и думать, как Ивер Малт. Вот так легко поддаюсь влиянию. Я даже забыл, что папа не приедет на пароме. Размахнулся пошире, трижды, то есть три с половиной раза, и, аккурат когда рука уже вытянулась вперед, отпустил лесу и в тот же миг понял, что бросок получился очень хороший, может даже отличный. Блесна описала красивую дугу, не слишком высокую, ведь метит-то она отнюдь не в небо, леса с бешеной скоростью разматывалась с жестянки, пока не осталось меньше метра и я уже опасался, что эта штуковина задымится. Но вот наконец все, я даже не услышал, как блесна вошла в воду.

– Ах ты, черт! – сказал Ивер. – Класс!

Я сосчитал не до десяти, а до пятнадцати. Потом начал выбирать лесу, как можно медленнее. Несодденский паром приближался, но времени оставалось еще достаточно. На мгновение я готов был поклясться, что нахожусь в мире Ивера Малта. Как вдруг лесу дернуло. Я начал выбирать быстрее.

– Спокойно, – сказал Ивер Малт.

Но я и не думал успокаиваться. Потому что чувствовал: там, внизу, цапнуло что-то тяжелое, непокорное, что-то посильнее меня. Леса натянулась, резала пальцы. Тащил уже не я. Тащили меня.

– Поймал! – крикнул я. – Поймал!

Ивер тронул пальцем лесу, причем особого восторга я у него на лице не заметил.

– Ага. Дно.

– Дно?

– Выбирай и трави. Тогда отцепишь.

Те, что собирались в поселок, обступили нас – наверно, решили, что я вытащу не иначе как дельфина. Их было немного, но, если трое-четверо стоят кучкой, возникает вроде как небольшая толпа. Мне хотелось, чтобы Ивер забрал у меня жестянку, но он просто стоял рядом, босой, в дурацкой кепке, с таким видом, будто он тут вообще ни при чем. Я выбирал и травил лесу, травил и выбирал. Она медленно, но верно поддавалась. Кстати, ощущение удивительное. Словно свалил с плеч тяжелую ношу, больше того – встал на место. Однако на лесе по-прежнему что-то было. Что-то было на крючке и вело себя загадочно. Ротозеи придвинулись ближе, наклонились над краем причала. Может, там каракатица? В глубине виднелась тень. И немаленькая. Я тянул изо всех сил. Это оказалась детская коляска. Провалиться мне на этом месте, ржавая рама от паршивой детской коляски, обмотанная тиной, ламинарией, обросшая мидиями, вся в вязких медузах. Ротозеи добродушно захохотали и зааплодировали.