— У нее была большая тоска, господин учитель. Иногда она говорила со мной, мы читали книги, гуляли. А когда приезжал ее муж, — Анечка говорила по-русски очень чисто, почти без ошибок, и Саня думал, что так говорить ее научила Катя. Сердце его переполнялось любовью, бедная девушка не знала, как понять его взгляды, краснела и терялась, не смея остановиться, — он работал где-то на севере и жил там, то она замыкалась и не выходила из комнаты. Я слышала, как она плачет, и однажды он сказал ей, что увезет туда, где много солнца и гор. Наверное, она туда и уехала. Она ничего не сказала мне, когда прощалась. Только поцеловала.
— А что еще? — жадно спрашивал Тезкин, воображая свою милую Катерину и снова не зная, то ли ему радоваться, то ли печалиться ее страданиям.
— Однажды, незадолго до отъезда, она была очень больна. Несколько дней не выходила. Я волновалась и, когда она поправилась, купила ей цветы. Она почему-то заплакала, и мне стало неловко. А потом она уехала, герр Тезкин.
— А она говорила тебе что-нибудь обо мне? — спросил Саня, облизнув пересохшие губы.
— Нет, — покачала головой Анечка, глядя на своего учителя с немым упреком. — Она, по-моему, не смогла привыкнуть к Мюнхену. Но ведь это очень красивый город, и я его очень люблю. А вы, герр Тезкин?
— Я не знаю, — признался он, — мне, Анна, все равно.
Однако постепенно он начал привыкать к этой размеренной жизни, утром ходил на занятия, днем гулял по мюнхенским паркам, вечерами читал или шел в гости к Фолькеру, пил с ним пиво, толковал о Бердяеве и Павле Флоренском и даже пробовал что-то писать. Но с этим у Тезкина ничего не получилось. Он познакомился еще с несколькими семьями, в том числе и русскими, подружился с колоритным мужичком, сбежавшим в войну по велению Богородицы от большевиков и построившим церковь возле олимпийского стадиона, и говорил с ним на божественные темы, перемежая беседу возлияниями Бахусу, но счастья так и не было. Счастье осталось далеко в России, не то в Автозаводском сквере, не то в краснокирпичной школе, где ходили по этажам Серафима Хренова и Ирочка Раевская, не то в Крыму возле Гурзуфа, не то на Онеге, не то на Березайке, а здесь его не было и не могло быть. И, значит, права была светловолосая смеющаяся девушка в сером платье с янтарными бусами, сказавшая ему на прощание: «А с чего ты взял, что человек должен быть обязательно счастлив?»
Но он по-прежнему не мог успокоиться и давал объявления во все немецкие газеты, не жалея своего щедрого заработка. И Бог знает кому они попадались на глаза вперемешку с брачными объявлениями, сведениями о скупке и продаже недвижимости и подержанных автомобилей, — но Козетта не откликалась, точно письмо ее ему пригрезилось, а женщина, о которой рассказывала Анна, была совсем другой.
— Алекзандер, — сказал ему однажды Фолькер, — я уважаю ваш чувство, но думаю, что эта фройлен ви не будет найти. Она нет в Германия. Женитесь с Анхен и живите сюда. В Россия ви делать нечего.
Фолькер курил дорогую сигару, по телевизору показывали несчастную, корчившуюся в судорогах распада страну, где убивали уже прямо на улицах, открыто и не таясь, где шли стенка на стенку, врывались в дома, где грохотали танки, стояли в переходах вереницы профессиональных нищих, а вокзалы и аэропорты были забиты профессиональными беженцами, и побежденная Германия посылала победительнице-России ящики тушенки и сухого молока, разворовывавшиеся профессиональными коммерсантами.
— Ви увидет мир — Грец, Италь, Франц. Я знаю, ви патриот, ви любит Россия, но Россия сейчас не любит ви. Потом, в будущем, когда Россия будет как Германия, вам позовут, и ви будет вернуть там. Но теперь ваш место здесь. Верите мне, Алекзандер, верите.
Тезкин ничего не ответил, подошел к окну и, поглядев на чистый и красивый город, пробормотал: «Ну услышь меня, откликнись. Пусть ты больше меня не любишь и то, что ты написала, было лишь минутной слабостью, и ты нарочно уехала туда, где тебе теперь хорошо, хоть я и знаю, что хорошо тебе быть не может. Дай мне знак, скажи, что с тобой, и я перестану тебя искать. Я, быть может, смогу о тебе забыть и успокоюсь, если ты этого хочешь. Но пока ты меня не отпустишь, я буду тебя ждать».
Снова наступила весна, он чувствовал себя так же скверно, как осенью, когда ночевал на улицах. Сильно кашлял, его лихорадило, и Анна умолила его сходить к врачу. Визит оказался неутешительным. Аккуратный, коротко стриженный доктор, чем-то напомнивший Сане отца, долго рассматривал снимки, слушал его, а потом сказал, что легкие его запущены и ему надо срочно лечиться, пока процесс не принял необратимого характера. Испуганная девушка просила его все бросить и немедленно ехать в горный санаторий, но Тезкин вяло возражал:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу