На пятом месяце ей сказали, что надо лечь на сохранение, потому что из-за прежних абортов у нее может случиться выкидыш, и она облегчением легла, только бы не видеть этот постылый дом. Раз в неделю ей передавали объемный пакет с соками и фруктами. Относились к ней врачи не так, как к другим женщинам, и это было ей непривычно.
Она тосковала от однообразия, медлительности времени и отсутствия развлечений. Читать не любила, телевизор смотрела мало и чаще всего сидела у окна и бездумно глядела на лесопарк, где катались разноцветные лыжники. К другим женщинам приходили мужья, стояли под окнами, махали руками и кричали, толпилась очередь у вечно ломающегося автомата, возникали перепалки с персоналом, загоняющим всех по палатам. А ей звонить было некуда и ждать некого. Она чувствовала себя вполне сносно, но домой все равно не просилась. Здесь все-таки было легче, и потом эта больница напоминала ей общежитие.
Она никому о себе не рассказывала и, если лезли в душу, уходила. Раз только ночью, когда не спалось и жутко захотелось курить, вышла в коридор к дежурному врачу. Там сидел скучный, вялый мужик. Стрельнула у него сигарету и чуть не расплакалась. После двух затяжек помутилось в голове, и она пошла в палату, напоследок пожалев мужика — как же ему бедному все обрыдло, еще больше, чем ей.
Однако постепенно в ее душе что-то изменилось. В положенное время ребеночек зашевелился, живот стал расти, и она почувствовала, что в ней просыпается нежность к этому крохотному существу. И если прежде она была равнодушна к тому, доносит или нет, то теперь превратилась, как все вокруг, в сумасшедшую мамашу, переживала из-за того, что он слишком сильно толкается или, наоборот, затих, из-за того, что у нее повышенный тонус матки и не в порядке анализы. Она жадно выспрашивала врачей, участвовала в бесконечных разговорах беременных об осложнениях, аномалиях, пороках, патологии, стафилококке, околоплодных водах, плаценте. Она боялась родов, боялась, что к ней вдруг не подойдут, забудут. Она ждала теперь своего маленького, как не ждала никого и ничего в жизни, а о том, что ждет его и ее в этом мире, старалась не думать.
Он родился сырой и ветреной апрельской ночью. Родился быстро, ее едва успели отвезти в родовую. Особой боли она не испытала и теперь лежала, слушала, как воет ветер, и беззвучно плакала, оттого, что ей было очень хорошо, и еще оттого, что его больше в ней нет. Потом она уснула и проснулась, услышав за дверью голоса. Подумала, что сейчас ей принесут его, но дверь отворилась, и она увидела заведующую отделением и ту, что так и осталась в ее сознании «его матерью».
Странно, она все это время совсем не думала ни о его матери, ни о нем, точно этот ребеночек был только ее.
Заведующая смотрела в сторону, а его мать, не мигая, как в тот раз в общежитии, — на нее.
Она попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась.
— Сейчас ты напишешь заявление, что отказываешься от ребенка, — произнесла его мать спокойным голосом.
— Нет, — сказала она, — ни за что.
— Ты сделаешь это.
— Нет, — повторила она отчаянно и посмотрела на заведующую, но та не поднимала глаз.
— Ты не хотела этого ребенка, — продолжала его мать. — Если бы не я, ты бы убила его. Это ребенок не твой.
— Он мой! — крикнула она.
— Это ребенок моего сына. Рожай детей, от кого хочешь, и делай с ними, что хочешь. Но у ребенка моего сына должны быть дом и нормальная жизнь.
— Я не буду ничего подписывать.
Она почувствовала себя такой усталой, что сил сопротивляться и возражать больше не было.
Его мать повернула голову к заведующей, и та, словно по команде, но по-прежнему глядя в сторону, певуче заговорила:
— Может быть, действительно так будет лучше. Ребеночек слабенький, сердечко у него неважное. Ему уход нужен, лечение, а вам, видите, даже негде жить. Куда вы с ним пойдете? Пусть лучше побудет пока у бабушки.
Она вспомнила соседку, ее горькие и пустые глаза и заплакала. Она плакала долго и не могла успокоиться. Вошла медсестра и сделала ей укол. Его мать и заведующая все это время сидели и ждали.
Наконец она подняла голову и попросила:
— Принесите мне его.
— Лучше не надо, — сказала заведующая.
Она уехала в большой город на юге России. Поселилась в общежитии, стала работать маляршей, и опять ей давали хорошие заказы, платили сверху, опять она работала одна. Ей пообещали дать квартиру и постоянную прописку. Здесь было вообще как-то легче, чем в Москве, но она об этом не задумывалась. Она почти ничего себе не покупала, ела в столовой и все оставшиеся деньги откладывала на книжку.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу