Мишель Шнайдер - Последний сеанс Мэрилин. Записки личного психоаналитика

«Когда мне пришлось прервать съемки, — скажет позднее Хьюстон, — я уже знал, что с ней все кончено. У меня было предчувствие. Она была обречена. Она не могла спастись сама, и другие были не в состоянии ее спасти. Я видел, в какую пустоту она удаляется своей сомнамбулической походкой, и подумал: через три года она умрет или попадет в психушку. Что я помню о ней из того времени, так это невинность. Мне нравится развращенность Голливуда. Мне также нравится, что есть люди, не то чтобы сохранившие чистоту или неприкосновенность, это ничего не значит, но знающие о своем распаде. Да, о своем разложении. Все дело в плоти. Люди портятся, как мясо. Она была неиспорченной. Она была как будто не подвержена тлению. Как-то я говорил о ней с ее массажистом, Ральфом Робертсом, массажистом звезд. Он также был актером. Ральф говорил, что на ощупь Мэрилин отличается от всех людей, которых ему когда-либо приходилось трогать. Дело было в плоти, не только в коже. Какая-то неожиданная чистота. Это видно на экране. Только это и видно. Не мы снимаем тело, а это тело ослепляет нас своим светом. Даже в «Неприкаянных», где оно несколько отяжелело. Сартр говорил мне: «От нее исходит не свет, а тепло: она прожигает экран»».

В конце 1959 года в Нью-Йорке Мэрилин знакомится с писателями, которыми она восхищалась. Карсон МакКаллерс приглашает ее в свой дом в Найяке, где они долго беседуют с романисткой Айзек Денисен о поэзии и литературе. Поэт Карл Сандбург, с которым она познакомилась во время съемок «Некоторые любят погорячее», часто навещает ее в ее манхэттенской квартире; во время бесконечных разговоров наедине она читает стихи и пародирует актеров.

Мэрилин и Трумен Капоте встречаются вновь.

— У меня есть один план. В прошлом году я написал короткий роман, «Завтрак у Тиффани». Девушка в моей книге — ее зовут Холли Голайтли — это я. Это урок моего учителя и тайного друга — Флобера. Но Холли — это еще и ты. Знаешь, мои романы — это воспоминания о воспоминаниях, и мне хотелось бы, чтобы читатели вспоминали о моих персонажах так, как вспоминают о чем-то увиденном во сне или о человеке, случайно встреченном на улице, — неопределенно и в то же время очень четко. Хочешь, я тебе скажу первую фразу: «Меня всегда тянет к тем местам, где я когда-то жил, к домам, к улицам». Рассказчик вспоминает о девушке — немного шлюхе, немного алкоголичке, немного сумасшедшей. Когда-то она часто бывала в баре на Лексингтон-авеню. Эта девушка была родом из ниоткуда, не принадлежала ничему, никому — и еще меньше себе самой. Неприкаянная личность. Всегда в поиске, в путешествии, в бегах. Она никогда не найдет себе дом. Ее спрашивают, что она делает в жизни. Она отвечает: «Я уезжаю». В романе я называю ее «путешественница». Мы снимем по нему фильм. Как тебе эта идея?

— Мой девиз, — ответила Мэрилин, — скорее звучит так: «Я возвращаюсь». Мои путешествия всегда одни и те же. Неважно, куда я еду и почему, в конце концов оказывается, что я так ничего и не увидела. Быть киноактрисой все равно что жить на цирковом манеже. Ты путешествуешь, но бежишь по кругу. Где бы ты ни оказалась, ты не встречаешь местных жителей, не знакомишься с ними. Ты не видишь дальше декораций. Только одни и те же агенты, одни и те же интервьюеры, одни и те же кадры, на которых ты сама. Дни, слова, лица, сменяют друг друга, чтобы повториться снова. Как иногда бывает во сне, когда понимаешь: это мне уже снилось. Наверное, для того я и захотела стать актрисой, чтобы, снимаясь, не сниматься с места, а все время двигаться по кругу. Кино — это детский манеж.

Мэрилин очень хотелось сыграть Холли Голайтли. Она сама подготовила целых две сцены и исполнила их для Трумана — тот счел, что она играет фантастически. Они репетировали целыми ночами, с перерывами на «белых ангелов» и споры насчет «Diamonds are а girl’s best friend» («Бриллианты — лучшие друзья девушки»), ее песенки из фильма «Джентльмены предпочитают блондинок». Но у Голливуда было другое представление о героине романа — была выбрана брюнетка, здравомыслящая Одри Хепберн, которую никак нельзя было назвать чувственной. «Мэрилин была бы совершенно чудесна в этой роли, но студия «Парамаунт» меня облапошила», — заключил Капоте, крайне разочарованный кинопостановкой. В конце фильма не было воспоминаний рассказчика о потерянной девушке. Он убедил ее остаться в Нью-Йорке, «потому что она навсегда принадлежит этому городу и город принадлежит ей». Однако Холли говорила в романе: «Нью-Йорк мне нравится, потому что он вечно от меня ускользает». Эту фразу Капоте услышал от своего двойника, своего «белого ангела».