Светлана Петрова - Рассказы

Сосед обрадовался, загудел:

— Чего-чего, а грехов у каждого на два монастыря хватит. К Богу же я всей душой, но тяжкую он наложил на меня епитимью — женщину хочу, женщины голые, задастые мерещатся мне во сне и наяву. А тебе, брат?

— А мне нет, — зло отрезал Игорь. — Жениться надо было.

— На кой ляд мне жена — глядеть, что ли? В пост ее не трогай, накануне воскресений и праздников — тоже, до и после причащения да пока брюхатая ходит и ребенка из сисек кормит — опять нельзя. Я же христианские заповеди блюду. А правду говорят — у игумена полюбовник, что прислуживает ему за столом? Ты как думаешь, врут?

— Ничего я не думаю.

— То-то и оно.

— Ты молись лучше.

— Да я молюсь, однако вчера опять исподники мокрые были, два раза за ночь. Наказание!

“Тяжелым утюгом гладит человека Бог”, — вспомнил Игорь. Он постоянно чувствовал на себе странный взгляд волосатого мужика, казалось, его рысьи глаза светятся в темноте. “По силе я ему не уступлю, но если он нападет во сне? Только не хватало подвергнуться сексуальному насилию. И где? В монастыре! Можно, конечно, попросить в пару другого послушника, но, пожалуй, пришло время уносить отсюда ноги”, — сформулировал Игорь уже вполне оформившуюся мысль и решил попросить у настоятеля рекомендацию на рукоположение в первую ступень священства. Поскольку жены не было, Игорь принял обет безбрачия и сделал это с легкой душой: за то время, как он ушел из мира, плоть не сильно его обременяла.

Накануне торжественного дня Игорь долго постился, испытывая вполне искренний трепет перед обрядом посвящения. Тем более странно, что в самый ответственный момент хиротонии, когда два иподиакона под руки сопроводили его пред царские врата и трижды обвели вокруг престола, он внезапно увидел эту сцену со стороны и, несмотря на длительное послушничество, порядком изменившее восприятие, еле сдержался от смеха: почудилось, что он участвует в любительском спектакле. Звучали молитвы, архиерей, блестя праздничными одеждами, уже положил на плечо новопо-священному орарь, надел поручи и вложил в ладони длинную рукоятку круглого серебряного веера с изображением шестикрылого серафима, а Игорь все не мог стряхнуть с себя бесовское наваждение. Но клир трижды грянул “достоин!”, и он очнулся, а после слов “ победную песнь”, как требовалось, слегка помахал рипидой над Святыми Дарами, как бы отгоняя воображаемых мух. Свершилось!

Первосвященник станичной церкви отец Александр, из местных, пузатый от картофельно-мучной диеты, был по-мужицки сметлив и проницателен, к тому же не завистлив. Нового диакона, прибывшего из столицы на собственном джипе, принял радушно. Многочисленные поповские дети, да и сама попадья во все глаза таращились на высокого стройного блондина в узких черных брюках, чуть припорошенных летней пылью южных дорог, в белоснежной сорочке без воротничка, какие надевают под стихарь, и в модных ботинках.

Отобедав чем Бог послал и осмотрев бедно убранную церковку, возведенную на фундаменте разоренного еще при большевиках храма, диакон получил от батюшки вместе с благословением общую ориентировку и принялся за поиски жилья.

Станица растянулась от железнодорожной станции до горной реки одной широкой улицей, километров на пять-шесть, со многими мелкими боковыми переулками. Однотипные хаты из саманного кирпича, выбеленного известкой, просторные дворы за штакетником, повитые поверху от солнца виноградной лозой, густые сады, огороды на задворках. Рядом с вокзалом в период развитого социализма успели-таки влепить десяток плюгавых пятиэтажек, более поздние новшества не коснулись этого небольшого и сугубо сельскохозяйственного района. Заканчивалась станица короткой улочкой вдоль реки, перпендикулярной главной. Дома тут стояли с одной стороны, а на другой, за шеренгой пирамидальных тополей, похожих на гигантские веники черенками вниз, над речным обрывом разместились дачные участки.

После войны их получили по особому сталинскому указу защитники отечества, чином не ниже полковника, с удивительной по тем временам привилегией — без необходимости оформлять прописку, что приравнивало сельские постройки к загородным дачам. Однако радовались отставники недолго. Жизнь в глуши никак не хотела налаживаться: транспорта и магазинов нет, даже хлеб нужно выпрашивать в воинской части, рынок и почта — на другом конце поселка. Продали несостоявшиеся помещики с любовью сооруженные дома местным властям за копейки: станичникам интелли-гентские фантазии, вроде беседок, мансард, ванных комнат и не работающих фаянсовых унитазов, даже если бы вдруг и понравились, так все равно денег нет — трудодни отоваривали натуральным продуктом.