Сара Батлер - Десять вещей, которые я теперь знаю о любви

— Смелей.

Чувствую, как твои ноги прижимаются к моим ушам. Начинаю медленно вставать, а ты хватаешь меня за голову.

— Вы уверены?..

Ты не успеваешь договорить, а я уже стою во весь рост. Сто лет я не чувствовал себя таким сильным, высоким и счастливым, как сейчас. Хочется закричать: «Посмотрите на меня и мою дочку! Посмотрите на нас!» Ты чуть наклоняешься, и я придерживаю тебя за голени. Подхожу ближе к дереву и чувствую, как ты тянешься вверх, твои пятки упираются мне в ладони.

— Одно есть, — произносишь ты. — И еще одно.

Каждый раз, когда ты срываешь с ветки очередное яблоко, я чувствую легкий толчок.

— Мне все не удержать, — говоришь ты и роняешь их на землю: одно, два, три, четыре. Есть их пока нельзя.

— Всё, хватит. Спускайся.

Я сгибаю колени, не обращая внимания на боль в спине, а ты смеешься, заваливаясь вперед и вбок.

— Тут хватит яблок на пирог, — говоришь ты, поднимая три штуки и указывая на последнее.

Я представляю, как мы сидим вдвоем, а перед нами на столе стоят тарелки с пирогом и заварным кремом.

Яблоки ярко-зеленые, кислые на вкус. Мы съедаем по одному, морщась и причмокивая губами.

— Этот сорт — для готовки, — говорю я. — И они еще не созрели. Извини.

— Зато они очень бодрят, — отвечаешь ты с улыбкой.

— Может, остальные возьмешь с собой?

Ты киваешь и сгребаешь их в охапку. Я не хочу, чтобы ты уходила. Я не это имел в виду.

— Давайте оставим их пока тут, — указываешь ты на полянку. — Заберу потом. А взамен я сейчас угощу вас кофе.

Стою снаружи, жду, пока ты спрячешь яблоки. Когда ты возвращаешься, у тебя на шее висит нитка жемчуга. Кусочки картона с пластиком и шелковая роза болтаются, будто странные амулеты.

Отец.

В кафе на Суэйнс-Лейн ты покупаешь мне чай в картонном стаканчике. Я говорю тебе, что не люблю всякий там вспененный, вычурный кофе, а ты по-доброму смеешься. Мы идем назад в Хит, взбираемся на Парламент-хилл и усаживаемся на одну из скамеек с видом на город.

— Мой племянник назвал вас волшебником, — говоришь ты, смеясь.

— Твой племянник?

— У меня их трое. Младший — мой любимчик, хотя Си говорит, что нельзя никого выделять. — Ты трешь подбородок. — Его зовут Макс.

— Ты сказала ему обо мне? — Я не могу скрыть волнение в голосе.

— Не совсем. Он просто увидел… — Ты касаешься бусин на шее.

Мимо нас с криком проносится чайка.

— Они всегда так жалобно стонут, правда? — спрашиваешь ты. — Словно оплакивают кого-то.

Я вспоминаю, как твоя мама стояла на Брайтон-Бич в промокшем до пояса платье.

— Может, чайки скорбят по морю? — продолжаешь ты. — Не представляю, зачем возвращаться в Лондон, когда можно летать там, над соленой водой, на просторе.

— Порой Лондон мне кажется морем, — отзываюсь я.

Ты молча смотришь на город.

— Просто он постоянно меняется, — поясняю я. — У него бывает разное настроение. — Звучит это как-то по-дурацки.

Ты слегка поворачиваешь голову:

— Я улетаю в Дели. На следующей неделе.

Сердце рухнуло в пятки.

— Думала, может, стоит тут задержаться, но… — Ты тянешь себя за прядь волос. — Хочется чувствовать, что у меня есть причина остаться.

Ты подтягиваешь колени к груди и обнимаешь их.

Та идея снова проявляется в голове. Нельзя выбивать у тебя почву из-под ног. А именно это случится, если я расскажу тебе обо всем. Тебе нужны стабильность, чувство опоры. И это я могу дать. Теперь я уверен: мне есть что тебе предложить.

1. Моя сестра беременна.

2. Другая сестра не очень-то этому рада.

3. Я устала.

4. Порой мне кажется, что я хожу по кругу.

5. Ненавижу гостиничные номера.

6. Ненавижу разницу во времени.

7. Может, начну с кем-то встречаться. Черт, да я, может, даже выйду замуж и заведу детей.

8. Папа хотел бы этого. Он переживал, что я постоянно лечу куда-то, навстречу чему-то новому.

9. Мои сестры думают, что я вечно убегаю.

10. Я хотела бы перестать убегать.

Поглаживая свои бусы, я иду вслед за Даниэлем по траве, спускаясь с Парламент-хилл. Не знаю, зачем я надела их. Выгляжу, наверно, ужасно глупо.

Перед беговой дорожкой Даниэль сворачивает налево — мимо теннисных кортов, эстрады, низкого застекленного кафе, — а затем направо, мимо пруда и дальше, к станции Госпел-Оак. Стоим на переходе, ждем, пока загорится зеленый. Интересно, что подумают водители проезжающих машин, если вдруг увидят молодую женщину — которая накануне ночевала одна под деревом в парке — рядом с человеком, выглядящим как бродяга. Да они, наверно, нас даже не заметят или им просто будет наплевать. Сую руку в карман джинсов, проверяя, на месте ли оранжевая картонка.