Джеймс Джонс - Отсюда и в вечность

Наблюдая их сборы и отъезды, Прюитт вспомнил, как было там, в лагерях, куда уезжали эти солдаты. Прюитт находился в этих лагерях в прошлом году с двадцать седьмым полком во время стрелковой подготовки. Он вспомнил палатки на цементных площадках, вспомнил, как приходилось ожидать своей очереди для выхода на линию огни на стрельбище, вспомнил запах жженого пороха, звон в ушах от выстрелов, закрытые дымом мишени. До сих пор он слышал глухой металлический звон тускло поблескивавших неизрасходованных натронов в руке, беспрерывный: стук патронов, досылаемых в патронник, видел воочию покачивающиеся белый и красный флажки, отмечающие промахи и попадания.

Сорок долларов, полученные от Хэла, у Прюитта были все еще целы. Он твердо решил, что использует их для посещения заведения мадам Кайпфер. Долг Тарпу Торнхиллу ему не нужно было отдавать до следующей получки. Что же касается Анджелло, то Прю был убежден, что с его стороны никаких возражений не будет. На сей раз Прю решил все тщательно взвесить и рассчитать.

Ожидая, пока связанный с получкой наплыв в заведение госпожи Кайпфер спадет, Прю предусмотрительно ссудил десять долларов завсегдатаям игры в очко у О’Хейера на условиях получения части их прибыли. По расчетам Прюитта, это должно было принести ему доход около двадцати долларов. Тогда сорок пять долларов из шестидесяти пойдут на оплату трех ночей у Лорен. Остаток уйдет на такси. А после того как он узнает, где Лорен живет, и добьется того, что она примет его дома, деньги будут не нужны. «Только главное — делать все правильно, — рассуждал Прю. — Это будет интересная операция. По крайней мере будешь чем-то занят, пока Анджелло ожидает суда».

Прюитт все тщательно обдумал. Обдумал психическую атаку на Лорен. Он целиком посвятил себя этой операции, с увлечением трудился над ней в течение всех семи недель, которые потребовались прокурорам, чтобы разобраться с делом Маггио. Увлечение этой идеей было столь велико, что даже обработка, которой он по-прежнему подвергался, перестала его волновать.

Как-то, еще до суда, Прю купил два блока сигарет и направился с ними в гарнизонную тюрьму, чтобы повидаться с Маггио. Ему пришлось пройти пешком почти две мили, мимо теннисных кортов, площадки для игры в гольф, потом но горной тропе для верховой езды, скрытой под высокими и развесистыми деревьями. На кортах, на площадке для игры в гольф и на горной тропе для верховой езды было много офицеров, их жен и детей. Все они были загорелыми и имели весьма спортивный вид.

Гарнизонная тюрьма располагалась в деревянном здании, выкрашенном в белый цвет, с зеленой крышей. Оно находилось в прохладной дубовой роще, выросшей в средней части большого плоскогорья. Внешне здание тюрьмы напоминало сельскую школу.

Однако это была военная тюрьма, а не сельская школа. Прю не разрешили не только увидеться с Анджелло, но и оставить для него сигареты. Передачи в тюрьму не принимались.

Впрочем, в душе Прю был признателен администрации тюрьмы. Ему запросто могли бы разрешить оставить сигареты для Анджелло, а потом караульные из военной полиции сами выкурили бы их. Позднее эти сигареты очень пригодились Прю. Правда, его все-таки мучила совесть. Можно было бы просто-напросто выбросить их, но за них ведь было заплачено два доллара пятьдесят центов, да и что, собственно, это дало бы? Никому не нужный жест. Итак, он выкурил их сам. Но совесть все же мучила его.

Прю вообще чувствовал себя виноватым перед Анджелло. Может быть, именно поэтому ему так и хотелось увидеть его. Прю чувствовал за собой какую-то вину в том, что произошло в день получки. Анджелло уже давно разыгрывал из себя гомосексуалиста и посещал Хэла довольно часто, и никогда ничего с ним раньше не случалось. Стоило только ему, Прюитту, выйти вместе с ним на сцену, как произошло непоправимое. Анджелло не был испорчен гомосексуалистами. Тем но менее, когда в дело вмешался Прюитт с его вечными поисками истины, бесконечными вопросами и сомнениями, только тогда Анджелло неожиданно почувствовал себя то ли в чем-то виноватым, то ли слишком испорченным и решился на этот бунт. Прю чувствовал, что есть в нем что-то, заставляющее каждого, с кем он соприкасался делать крутые повороты в своей жизни и принимать роковые решения. Не удивительно поэтому, что многие избегали общения с ним. Прю тяжело было сознавать это, потому что он никак не мог понять, в чем туг дело, и еще потому, что ему совсем не хотелось быть таким. Он старался меньше думать об этом, подавлял в себе мрачные мысли. Но иногда отделаться от них ему не удавалось. И тогда жизнь казалась ему очень трудной, просто невозможной, пугала его. Сейчас, когда Анджелло находился в тюрьме и ожидал суда, Прю пребывал в самом мрачном настроении. Он понимал, что должен был удержать этого парня, не отпускать его в город в ту проклятую ночь. И уж, во всяком случае, не оставлять Анджелло одного, обязательно вмешаться в драку. Вдвоем они вполне могли бы справиться с этими полицейскими, несмотря на то, что те были вооружены. Они могли бы скрыться от них и спокойно возвратиться в роту. Прю приходили сейчас в голову тысячи мыслей — что можно и нужно было бы тогда ему сделать и чего он не сделал. Виновником того, что произошло с Анджелло, он считал себя. Ему так хотелось увидеть друга, поговорить с ним. Но он так и не увидел его.