Максим Михайлов - Плач серого неба

Ему вдруг страшно захотелось в туалет. Но он не мог оторваться от чуда, о котором мечтал всю жизнь, от жуткого и одновременно восхитительного зрелища, — он сам, своими глазами, видел, как железо прорастало в грудные мышцы орка, видел, как кожа обтекала металл и растворялась в нем.

Доктор словно выпал из времени, и оставался без движения, пока голос альва не вырвал его из застывшего экстаза.

— Вернемся к нашей задаче.

Лицо старика, которого в этот миг никто бы не рискнул так назвать, заливал пот, но альв был безмерно счастлив. Как и сам Ольт.

— Так когда же мне предстоит умереть?

— Сегодня. Тянуть не будем. Гист, этим займешься ты. Только чисто и аккуратно.

И доктор был благодарен за уточнение.

— А теперь, доктор, идите. Все будет так, как будет — естественно. Ничего не бойтесь. Ваша смерть не окажется никчемной, я обещаю. К тому же не забывайте, где конец — там начало.

…Он шел по Рыбацкому кварталу и улыбался, тихо шепча себе под нос. Ноги сами несли его, а нечистоты пачкали штанины. Но в конце концов грязь закончилась — обогнув развалины сгоревшего дома, он, мечтательно глядя вдаль, на уткнувшиеся в небо трубы спящих локомотивов, вышел на Мазутную. И увидел давешнего детектива, которого нанял его очень богатый пациент. А за спиной половинчика уже шумел мотор и булькали мощные паровые котлы. Оглушительное гудение должно было разбудить всех окрестных жителей, но он даже не вздрогнул, потому что знал, что должно было случиться. Ждал этого. И торжествующе улыбался, глядя прямо в глаза так ничего и не понявшего человека.

Улыбка не покинула его лица, даже когда страшный удар подбросил Ольта на несколько метров в воздух и сломал каждую косточку в щуплом теле.

Маленький мертвец в темно-синем костюме лежал лицом вниз на грязной мостовой, а на лице его остановилось счастье. Зыбкую драму портила только темная лужа, что растекалась под телом по булыжникам мостовой. В момент удара о землю непроизвольно опорожнился переполненный мочевой пузырь.

Когда первый шок прошел, детектив подбежал к телу и перевернул его на спину. С проклятьем отпрянул, сообразив, что мокрое пятно — вовсе не кровь. Но это ничего не меняло. Доктор Ольт был откровенно и бесповоротно мертв.

Сегмент спустя детектив уже ожесточенно долбил в дверь трактира и кричал "Полицию! Зовите полицию!"

Перед глазами снова и снова вставала картина последних мгновений доктора Ольта. Полицейские задали много вопросов, в том числе и о водителе экипажа. Я ответил на все, кроме последнего. Как заявить, что руль паромобиля крутил сгусток черного тумана в форме одушевленного, как передать ужас, которым придавил меня безумный хохот, перебивший даже истошный гудок гигантской машины?

Я снова сидел в "Жабьей пасти" и крепко сжимал чашку, в которой ликера было больше чем кофе, как последний якорь, которым мой разум цеплялся за реальность. Абсурд! Неожиданность! Я совсем смешался.

Надо привести себя в порядок и сосредоточиться. На чем? Правильно. На работе. Начнем-ка заново старую песню.

Итак, есть молодой карлик, который одержим жаждой знаний и культурой общения. Этот карлик живет на Материке, чтит традиции своего народа и нравится всем вокруг, кроме тех, кого достает бесконечной и обязательной болтовней. Его советник и наставник — полная противоположность воспитаннику, — который сдерживает болтливость посла настолько искусно, что попутно умудряется встать поперек горла куче народу. Тем не менее, они, видимо, настолько удачно дополняют друг друга, что ссорятся всего единожды, и после этого снова друзья, но ненадолго — через несколько оборотов после примирения посольство горит… Так. Здесь в знаниях провал.

— Хозяин!

Хоблинг с готовностью подбежал. Заказ я оплатил вперед, и это приводило его в восторг.

— Скажи, любезный, нет ли у тебя газет за последние два-три дня?

— А как же, — толстяк радостно осклабился, — конечно, есть, мастер. Вам все, или какую конкретно?

— Тащи все. Я верну.

Итак. Посольство горит. Труп советника находят, посла — нет. Все решают, что он похищен. А я уверенно вырываюсь вперед, ибо имею показания некоего бездомного бродяги, буквально в руки мне совавшего перстень жертвы похищения. Бродягу найти не удалось. Значит, подтвердить свои слова он не может. Но причем тут Хидейк и доктор Ольт? Если первого хотели убить за то, что полез не в свое дело (насколько оно "не свое" еще предстоит выяснить), то за что пострадал второй? И что вообще уважаемый доктор делал глубокой ночью в Рыбацком квартале? И почему я решил, что его смерть связана с принцем?