Олег Фомин - Хлебный квест

— Вот же щенки фашистские, а!

— Мало мы вас в сорок пятом били!

Бандит в кепке застыл как чучело, смотрит на побоище глазами осла, увидевшего мамонтов, наконец, туша нерешительно подается в сторону инцидента, гигант оскаливается, подымает кулаки, намереваясь хорошенько ими помахать. Но справа в глаз прилетает камень.

— Уй!!!

Бандит хватается за глаз, инстинкт самосохранения заставляет пригнуться и отвернуться, следующий снаряд со свистом хлещет в зад. Жертва обстрела взвизгивает, подпрыгивает, ножищи с грохотом уносят прочь, бандит согнут в три погибели, накрылся руками. Голова врезается в столб детской площадки, кепка падает в песок, бандит, не разгибаясь, несется через двор к арке, за ним бегут подзаряженные пинками скинхеды.

Матрос машет вслед кулаком.

— Засранцы! В шахту вас, гаденышей!

— Нет, Степан Кузьмич, — возражает летчик бодро, — они угля не наломают, только дров. Кирку-то не знают, поди, с какого конца держать. Таких разве что в штрафбат.

— А по мне, так лучше сразу к стенке! — весело говорит знакомый голос.

Роман поворачивает голову вправо.

Метрах в двадцати от места отгремевшей битвы дед Романа, одна рука уперта в бок, другая подкидывает и ловит камень, взгляд прищуренный, мол, в кого бы еще запулить. В войну дед был снайпером. Сейчас он, как и его товарищи, при параде: фуражка, форма, погоны, пестреют нашивки, блестят ордена.

— Ох, Василий Иваныч, вам бы всех к стенке, даже тараканов, — говорит летчик с веселой укоризной.

— Слышь, Василий, а внучок-то твой бегает резво, как заяц! — ухмыляется матрос.

— Это он умеет, — говорит дед довольно. — Ему бы в разведку, там как раз надо бегать шустро, чтоб не убили раньше времени, пока не доставишь разведданные.

— Эх, скамеечку попортили, — вздыхает летчик.

— Ничего, — похохатывает матрос добродушно, они с летчиком ставят скамью как положено, на ножки. — Соберемся на субботничек, починим и покрасим!

Роман кое-как поднимается, ладонь потирает ушибленное колено, но, как ни странно, больше волнуется о хлебе. Пакет в дырках, булки чуть помялись.

Ветераны подходят к юноше полукольцом, на морщинистых лицах улыбки и ухмылки, волосы седые, но в глазах такой живой блеск, какой найдешь не у всякого тинэйджера. У каждого грудь гордым парусом, боевые награды сверкают золотом и багром, летчик поднимает полетные очки на лоб, лицо мягкое, добродушное, матрос щегольским, как у гусара, жестом поправляет усы, дед Романа косится на внука ехидно, пальцы продолжают поигрывать камнем.

— Видимо, встреча ветеранов прошла успешно, — заключает Роман. — Лихо камни швыряешь, дед…

— Тоже мне, подвиг, — фыркает дед не без удовольствия. — Я, родной, танки гранатами закидывал, а тут какая-то падаль уголовная… Степан Кузьмич, Федор Ильич, — обращается к товарищам, — давайте-ка к нам в гости! Хлебнем чайку после знатной битвы, так сказать, закусим печенькой, вспомним молодость. У нас тесновато, но уютно, как в блиндаже!

— А что, можно и причалить! — говорит матрос азартно.

— Благодарю, Василий Иваныч, — говорит летчик с мягкой улыбкой. — В самом деле, надо бы на посадку, дозаправка не помешает.

Роман, чтобы хоть как-то сказать «спасибо» не на словах, берет пакет в зубы, а на плечо водружает, как бревно, скамейку, несет к соседнему подъезду, откуда та и была заимствована. Романа слегка пошатывает, все-таки компьютерный задрот, а не штангист, но опыт работы грузчиком еще свеж. Скамейка возвращается на место, рядом с крылечком.

— Надо ей подрисовать пару звездочек, — говорит летчик, — как-никак, двоих мессеров тараном…

Дома бурная радостная реакция, особенно у мамы, она начинает звонко щебетать, суетиться, гостеприимная хозяйка проснулась в ней на все сто, еще бы, такие почетные гости, манеры советского времени, военная выправка, они принимаются ухаживать за мамой, помогают сервировать стол, а матрос Степан Кузьмич, который, как выясняется, не матрос, а мичман, ввязывается в починку санузла, начатую отцом до их прихода.

Роман вручает Вике пакет с прошедшими боевое крещение хлебными булками, затем в ладошку сестры опускается купюра в пять тысяч.

— Разменять не вышло, извиняй, — пожимает плечами Роман.

Вика долго смотрит на бумажку широко раскрытыми глазами. Взгляд переводится на Романа.

— А хлеб купил на какие деньги?

— Сто рублей на дороге нашел, представляешь! — усмехается Роман. — Есть в жизни справедливость.

Вика глядит недоверчиво, но все же медленно кивает. Даже улыбается.