Игорь Губерман - Смотрю на Божий мир я исподлобья…

Свободой обкурился я, наверно,
в таком я раздражении глубоком
и так немедля делается скверно,
когда её стесняют ненароком.

Имей мы честность и отвагу
и больше совести имей,
мы б так не пачкали бумагу
густой продукцией своей.

Все твердят одно и то же,
проницая взором тучи:
вновь нужны России вожжи
и свирепый нужен кучер.

Никак не уловлю воспоминание
о времени, где был я дураком…
Недавно… И давно… И много ранее…
И ныне в состоянии таком.

Воришки и некрупные злодеи
умеют красть у нас из кошелька,
а воры покрупнее овладели
искусством отнимать издалека.

До той черты, где свет мы тушим,
в небытие идя обратно,
свою судьбу, себя и душу
мы предаём неоднократно.

В вечерних пьяных разговорах
я чутко слышу, как соседи
таят печали, от которых
они так тянутся к беседе.

Жизнь хороша, но удивительна —
такой ли быть она должна?
Неправда людям отвратительна,
а правда – вовсе не нужна.

Выдержит и беды, и напасти
наша лучезарная порода,
есть у нас пожизненное счастье:
страшно далеки мы от народа.

В раздорах о беспочвенных правах,
в походах на врага с отважной песней
толочься лучше в крупных жерновах —
опаснее, но много интересней.

Откуда появляются слова,
прозрачнее порой слезы ребёнка,
не ведает у нас ни голова,
ни сердце, ни душа, ни селезёнка.

Когда бы благ житейских ценник
составил мудрый кто-нибудь,
то в этом списке место денег
не первым было бы отнюдь.

Высоких мыслей дух живой,
идей затейливая стая
витают здесь над головой,
в мою уже не залетая.

Душа, наверно, плачет тихо,
летя во мраке мироздания,
но глушит пошлая шумиха
её загробные рыдания.

Когда компания пестра,
но пьёшь среди друзей,
то горечь – мудрости сестра —
уходит вместе с ней.

Читать обычно дико и забавно,
как ярко, достоверно и отточенно
всё то, что протекало лишь недавно,
уже искажено и скособочено.

Когда уходишь по грибы
и сел под куст в лесу,
то всё равно глаза судьбы
тебя и там пасут.

Своё уважал я призвание,
я маленький был, но поэт,
моё на земле проживание
оставит пустой силуэт.

Колёса познания катят,
идеи добра торжествуют,
евреи без устали платят
за то, что они существуют.

Вдыхаю покоя озон,
с усилием видя и слыша;
старение – славный сезон,
пока не поехала крыша.

В предчувствии и близости кончины,
хотя и знает каждый, что не вечен,
по-разному ведут себя мужчины,
блажен, кто наплевательски беспечен.

Под рокот высокого гимна,
под устного пафоса муть
томит нас охота интимно
соседа за зад ущипнуть.

Гости все ушли за парой пара;
убраны продукты, чтоб не скисли;
как овец кудлатая отара,
пьяные во мне гуляют мысли.

Раньше я не думал, если честно,
что такая это благодать,
что настолько будет интересно
гомон жизни вчуже наблюдать.

Нам вовсе не вредит образование,
однако и не делает умней,
поскольку наших мыслей основание —
не знания, а что-то подревней.

По жизни есть пути прямые,
весьма удобные и ровные,
по ним идут пускай хромые,
увечные и малокровные.

Во многое бывал я вовлечён,
я знал героев разных не заочно,
и стал хотя не более учён,
а менее восторжен стал я точно.

Напрасный труд, пустые хлопоты,
ненужных сведений объём —
вот наши жизненные опыты,
что детям мы передаём.

Такие случаются светлые дни,
такое души колебание,
что кажется – посланы Богом они,
чтоб легче текло прозябание.

Туда мы даже не глядим,
и место это тихо виснет,
меж тем как то, на чём сидим,
порой мудрей, чем то, что мыслит.