Крис Вормвуд - По дорожкам битого стекла

Макс посмотрел на часы: было где-то около шести вечера. Самое лучшее время для пробуждений в растянувшейся осенней тьме.

Они снова бесцельно пялились в канал с мультиками, где смешивалось всё. Хотелось спать, но открытые глаза всё ещё транслировали в мозг безумные картинки.

— Что вчера было? — спросил Макс.

— Да много чего весёлого.

— Лучше не рассказывай. Как мы выступили, на твой взгляд?

— Хреново, но знаешь, чуть менее хреново, чем те, кто играл с нами на одной сцене. Так что это помогает держаться на плаву в океане нечистот, — Герман развёл руками, словно стараясь обхватить всё бескрайнее пространство фекальных коридоров.

— А если честно? — в голосе Макса мелькнула слабая надежда.

Герман ничего не ответил, только простонал.

— Всё говно… потому что в России нет рока, — выдавил он после паузы. — Русские не могут играть рок, потому что холодно, прими это как аксиому. Русский рок — это не музыка, это социальное явление, которое вообще тяжело назвать культурой. Собственно, говоря откровенно и объективно, мы из этого говна ещё не выплыли.

— Что ты всё про говно заладил? — хмыкнул Макс.

— На сегодняшний день это моя система метафор, — Герман, пошатываясь, поднялся с кровати. — Это моё мироощущение, склеенное из непонятно чего… — он запнулся на полуслове и рухнул обратно, растекаясь по кровати, ощутив блаженную слабость в мышцах.

— Тебя адски несёт.

— Я знаю… дай немного побыть убитым пророком, пока зелёная фея танцует на моих струнах, что всего лишь иглы, торчащие из моих вен. Ах… битая кривая психоделика. Во мне умер поэт. Я — братская могила.

Макс слушал переливы его голоса, что сейчас походил на вороний грай. И ему казалось, что он понимает, что говорит Герман, видит образы в его голове. Они психоделически мрачны, как кадры из старого мультфильма «Кот Фриц», где всё вокруг пышет марихуаной, любовью и безысходностью, а чёрные вороны играют джаз на крышах многоэтажек.

Всё вокруг менялось с невероятной быстротой, словно мчишься на хиппивагене по радуге, а попадаешь прямиком в крематорий Дахау. Цвети от безысходности и пиарь экзистенциализм, как будто он был придуман вчера! Любовь ждёт тебя за каждым углом с верным средством от боли в башке.

Ночь тянулась в смоляном ожидании чего-то. Конца пытки или конца света. И всему виной даже не похмелье, а какая-то невнятная брешь в груди после того самого концерта. Это дьявольская опустошенность, когда не знаешь толком, следует ли продолжать, несмотря на то, что это не было явным провалом.

Они вышли на улицу, сами не зная зачем. Кажется, купить сигарет или что-то поесть. Эти спонтанные желания порой возникали у них синхронно. Было холодно, ледяной ветер сковывал пальцы. Макс опустил их в карманы куртки. На дне барахталась какая-то мелочь. Он сгрёб её в ладонь и принялся считать.

— Пойду куплю пива, — кивнул он в сторону палатки.

Герман не глядя насыпал ему в руку целую горсть мелочи. Он не любил, когда эти бесполезные деньги оттягивают карман. Макс вернулся с двумя бутылками «Будвайзера». Герман так же молча взял свою. Где-то с минуту они стояли, глядя на автостраду, попивая отличное тёмное пиво.

— Хочу, чтобы было тепло, — сказал Макс, присаживаясь на бордюр.

— Хочу быть бомжом, — сказал он, плотнее вживаясь в роль.

— Ты и так бомж, — улыбнулся Герман.

— Мне стыдно.

— За что?

— За то, что ты меня подобрал, а теперь я стал твоим проектом.

Герман из солидарности присел рядом.

— Кто бы меня теперь подобрал? Нас всех, — сказал он, обхватывая руками острые колени. — Подберите бродячую рок-группу! — обратился он к какой-то проходящей рядом женщине.

Та ничего не ответила, лишь презрительно фыркнула.

— Никому мы не нужны, — констатировал Воронёнок. — Будет лето — мы сбежим отсюда.

Жизнь потянулась в ожидании лета под дулом ноября.

Они были на какой-то готической вечеринке. Максу казалось до ужаса скучным наблюдать всё с позиции зрителя. Клуб вне гримёрок и сцены не представлял для него ценности. Отсутствие живой музыки навевало мысль о сельских дискотеках где-то в Аду.

— Скучно, — сказал он Герману.

— А ты что — ожидал попасть в «Batcave»?

Тот ничего не ответил. Глядя на этих людей, невольно хотелось проклинать это пустое и броское время. Уже не вернуть «Batcave», разница места и времени беспощадна. Им осталось только горевать по эпохе, которую они так и не застали. И вряд ли могли себе даже представить. Но в них жила эта неясная ностальгия по миру, о котором они знали только по аудиозаписям и чёрно-белым фото.