Нодар Джин - Повесть о глупости и суете

Одним словом, мне надо найти эту женщину, Гена, и отвоевать её у мира для того, чтобы сделать ближней. Ибо нет праздника веселее и правдивей, чем делать дальнего ближним!

По-видимому, я не просто думал, но и бубнил вполголоса, поскольку таксист спрашивал — не к нему ли обращаюсь. Нет, к доктору Краснеру, повторял я. И каждый раз он заверял меня, что слышал об этом докторе: работает там, куда я еду, в «Мадам Тюссо».

В Лондоне, конечно, шёл дождь, но не английский, который берёт октавой ниже, чем в остальном мире, и происходит исключительно с тою целью, чтобы испортить настроение. Дождь происходил теперь зрячий, и всё вокруг выглядело, как предупреждение. Даже небо казалось настолько твёрдым, что не верилось в моё недавнее пребывание в нём. Тем более — передвижение…

В «Мадам Тюссо» Субботы не было.

Был зато, как и твердил таксист, доктор Краснер, начальник по реставрации. Похожий не на Гену, а на угандского людоеда Иди Амина. Только не чёрный, а белый. И, кстати, именно этого африканца Краснер и реставрировал, хотя на полке над его столом стояла покрытая пылью скверная копия сталинской головы. Пропорции лица были правильные, но выражение — неожиданное.

Настоящий неживой Сталин, каким я помнил его по мавзолею, выглядел уставшим кавказским старцем, прикрывшим веки либо чтобы предаться воспоминаниям о детстве, либо же оттого, что уже достаточно умудрён, а потому ничего видеть не желает. Здесь же, с полки, он разглядывал меня такими глазами, словно узнал соотечественника и размышлял — стоит ли ему сейчас прожить тут, на чужбине, мою жизнь.

Отряхнувшись от его взгляда, я спросил доктора Краснера о Субботе из государства Израиль. Он ответил сперва известным наблюдением, будто никто не хочет жить вечно, но все хотят — заново, а потом сообщил, что такой женщины не знает: стеклянные манекены делают не тут, а в одной из трёх других мастерских «Мадам Тюссо» в разных концах Лондона.

В третьей, в Ислинге, которая из-за позднего часа оказалась закрытой, привратник, похожий на ботаника, объявил мне, что в течение дня было много разных женщин, но скульптор уехал очень довольный, ибо закончил примерки быстрее, чем обычно. И поехал не домой, а в Австралию. Привратник сказал ещё, что воскрешение плоти — затея не стоящая, если при этом не произвести серьёзную реконструкцию всего организма…

Потом — в расчете на авось — я принялся разыскивать Субботу в ночных артистических барах и хотя был уверен, что не найду её ни там, ни где-нибудь ещё, — от бара к бару, вместе с хмелью в голове, в моей груди крепчало отчаянье ненахождения. И ещё — душное чувство символической значимости этого обстоятельства.

Во втором часу утра я раздобыл адрес ночного ресторанчика, где собираются лондонские манекенщицы.

Нашёл там только одну — с волосами цвета синей незабудки и с незабудкой в волосах, выкрашенной охрой для начинающих блондинок. В ответ на вопрос о стеклянной израильтянке она предложила уйма пропахших миндалевым ликёром слов, из которых стало ясно, что старый стиль, в котором работает её русский скульптор, предпочтительней: ступни — для устойчивости — следует изготовлять из железа, руки и ноги из тяжёлой ткани, бёдра и туловище из папье-маше, а бюст и голову из воска. Тяжеловато, но зато солидно и надёжно, как у «Мадам Тюссо».

Что же касается стекла, она указала на своё ожерелье из стеклянных шариков, в каждом из которых горел живой огонёк, — факт, ставший очевидным лишь после того, как её спутник, оказавшийся русским скульптором, погасил в комнате свет.

Когда вернулось освещение, скульптор заставил меня выпить миндалевый ликёр, сообщил, что хочет быстро разбогатеть, пусть даже придётся честно потрудиться, и посоветовал заглянуть в ночной бар для ближневосточных гостей британской империи.

Субботы там не было. Были зато арабы и арабки. Первые — в белых куфиях, а вторые — в чёрных. Мужчины щеголяли складными телефонами бирюзового цвета, на которых время от времени выщёлкивали номера, но никуда не дозванивались.

Отчаявшись, я пристроился к пожилой супружеской паре из Арабских Эмиратов и в надежде на скандал предложил им выпить водку за добропорядочность малых стран. К моему удивлению, выпили оба. Супруга, правда, разбавила водку апельсиновым соком, после чего ей стало жарко, и она — к несчастью — сбросила с лица чёрный наносник, в результате чего мне открылся вид на её почти начисто выщипанные брови и большой нос с густым пучком волос из ноздрей.