Елена Хаецкая - Синие стрекозы Вавилона

— А КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ?

— ПОПРОСИЛА ХОЗЯИНА. КСТАТИ, ДЕДУШКА, КОТОРЫЙ ТЕБЕ ЭТО УСТРОИЛ... КАК ОН ТЕБЕ?

— УЖАСНО.

— ИМЕЙ В ВИДУ, ОН АНГЕЛ.

— Я ТОЖЕ АНГЕЛ.

— ОН НА САМОМ ДЕЛЕ АНГЕЛ. БУКВАЛЬНО.

Экран вдруг погас. Потом мигнула надпись: «ЗАВЕРШАЮ ПРОГРАММУ».

Гедда оторвала глаза от экрана. Показалось ей, что ли? Она еще раз коснулась клавиш, но ничего не произошло.

— Пиф, ты здесь? — спросила Гедда компьютер.

Дедушка наклонился над Геддой, окатив ее ароматом перегара и старых носков, и Гедда непроизвольно отшатнулась.

— Поговорили, барышня?

— Да...

— Ну и отойдите. Машина казенная, время оплочено. Свое получили, так что прошу.

— Кем оплочено?

— Да вам-то что? Уж не вами, ясное дело.

Не простившись, Гедда вышла из склепа. Дедушка продолжал бубнить себе под нос, и в его бессвязной болтовне все чаще поминались слова «опохмелка» и «ходят тут всякие».

Что это было? Она что, действительно разговаривала с Пиф?

Гедда остановилась. Впереди уже показался зеленый купол церковки.

Я ЧТО, НА САМОМ ДЕЛЕ ТОЛЬКО ЧТО РАЗГОВАРИВАЛА С ПИФ?

Пиф мертва, сказала она себе. Я сама видела то, что осталось от ее трупа, разложенным на клеенке.

Но разговор БЫЛ. Как были и дедушка, и сердитый Петр, и склеп с растрескавшимся мраморным ангелом. Ее пальцы до сих пор помнили ощущение клавиатуры компьютера.

И отчаяние охватило Гедду.

У меня было три минуты, чтобы поговорить с умершей. Чтобы по-настоящему поговорить с умершей. Я должна была спросить, видела ли она богов и каковы из себя боги. Или прав был этот ее белобрысый дурачок Бэда с его Богом Единым... И существует ли вечное блаженство. И что такое грех и что такое истина... Боги, какая я дура... У меня было три минуты прикосновения к вечности, а я болтала с Пиф, точно она жива и мы с ней опять висим на телефоне...

По лестнице загремели шаги. Голос Комедианта затрясся под потолком, как студень. Комедиант повернул голову на звук; Карусельщик не шевельнулся — как сидел, вертя в руках крошечную шарманку, так и оставался. В пустой комнате, отражаясь от всех битых стекол, разбросанных по полу, вертелась назойливая механическая мелодия:

Поет моя шарманка

С весны до холодов,

Летит напев печальный

До самых чердаков...

Падам, падам, падам...

Между третьей и четвертой строчками мелодия-хромоножка нелепо подскакивала, раздражая Пиф.

Толкнув дверь плечом, в комнату вошел Хозяин. Остановился, огляделся с победоносным видом, и Пиф вдруг заметила, что перья на крыльях ангела-хранителя были окрашены в камуфляжные цвета.

Хозяин держал какой-то неопрятный сверток. Он кивнул Карусельщику, с Комедиантом поздоровался за руку и обернулся к Пиф.

— Ну, как ты, девочка?

— Спасибо.

— Поговорила со своей подругой?

— Спасибо, Хозяин.

— Как впечатления от разговора?

Пиф заметила, что Хозяин ухмыляется.

— Гедда ничуть не изменилась.

— А ты?

Пиф засмеялась. Легко-легко стало ей, и она взлетела.

— Я тоже, — сказала она.

Хозяин протянул длинную руку, дернул Пиф за ногу, и она снова опустилась на пол. Теперь Хозяин превышал ее ростом почти вдвое, и Пиф поневоле уткнулась носом в его гениталии. Хозяин с готовностью поводил поясницей.

— Перестань, — сказала Пиф, давясь от смеха. — У ангелов не бывает хуев.

— Тебе же хотелось, — заметил Хозяин. Он наклонился — высоченный, ужасный — и протянул ей сверток. — Возьми. Это тебе. Подарок от меня.

Пиф обеими руками приняла подношение. Приняла, не спрашивая, как делала еще в те годы, когда была жива.

Хозяин опустился рядом с ней на корточки. Бросив беглый взгляд в его наглые любопытные глаза, Пиф принялась разворачивать белую ткань, в которой находилось что-то круглое, легкое, на ощупь резиновое. Комедиант подошел поближе и тоже заглядывал через плечо.

Под первой белой тряпкой оказалась вторая, грязная, в пятнах крови. Пиф прикусила губу — она догадалась. Хозяин пошевелил крыльями, ветер пронесся по комнате, и всех окатило ароматом хвойного леса. Пиф сняла последнюю тряпку и увидела нерожденного ребенка.

Маленькое чудовище было таким отвратительным, что она едва не выронила его, и Хозяин прикрикнул:

— Осторожней, ты!

— Это... — спотыкаясь, спросила Пиф. — Это МОЙ?

Хозяин пожал плечами, широким крылом едва не сбив с ног Комедианта, который терся за его спиной.

— Нерожденное дитя, — сказал он, — твое, чужое, какая разница? Оно ДАЕТСЯ тебе. Ты совершила убийство, теперь посмотри ему в лицо.