Елена Хаецкая - Синие стрекозы Вавилона

— О храме на христианском кладбище.

— Не надо перебивать, барышня фон?..

— Просто Гедда.

— Не надо перебивать! — рассердился наконец дедушка. — Вас ждут завтра на христианском кладбище, в храме. Вы, надеюсь, сумеете найти там храм?

Не решаясь вставить ни слова, чтобы не навлечь на себя дедушкиного гнева, Гедда безмолвно кивнула.

— Отвечайте, когда вас спрашивают! — сердито сказал дедушка и затряс бородой.

— Да, я поняла. — Гедда встала.

Теперь, когда Гедда стояла в полный рост — высокая крупная женщина с пышными белокурыми волосами — дедушка казался рядом с ней сущим карлой. Он суетливо повел головой, втянул ее в плечи, поскреб ногтем рукав ватника (синий дворницкий ватник с дыркой на спине, отметила Гедда).

— Всего хорошего, — высокомерно попрощалась Гедда.

— Это... — в спину ей произнес дедушка.

Гедда обернулась.

— Что-то еще?

— Пивка оставьте допить, барышня фон?.. — просительно сказал дедушка.

«Как близко безумие, если вдуматься», — мелькнуло в голове Гедды.

Шел дождь. Гедда сложила зонтик и вошла в маленькую деревянную церковку, как ей было сказано сделать. Она остановилась в дверях, огляделась. Плоский потолок, старенький иконостас, запах мокрого дерева. Несмотря на неприятную близость казнилища, здесь было тихо и покойно.

Навстречу шел, шумя одеждой грубого белого полотна, рослый, с виду сердитый человек. Гедда растерянно смотрела, как он идет, слегка сутулясь, уткнув рыжую бороду в грудь, потом спохватилась и в удаляющуюся уже спину окликнула:

— Простите... Вы — Петр?

Рыжий остановился, повернулся, обратил к ней неожиданно молодое широкоскулое лицо. Без улыбки он посмотрел на Гедду.

Она покраснела и путано объяснила, что ей велели зайти сюда.

— "Загробные компьютерные конференции", что ли? — спросил наконец рыжий неодобрительно.

— Мне сказали, что... Простите...

Гедда вдруг поняла, что не в состоянии произнести вслух то, что услышала в Эбаббаррском парке. Слишком нелепо это звучало. «Понятия, вырванные из привычного контекста, подчас неожиданно обнаруживают свою абсурдность», — вспомнила она один из любимых афоризмов Пиф.

Темные глаза Петра изучающе смотрели на Гедду.

— Вас оповещали? — спросил он с легким раздражением.

Гедда кивнула. Она ждала, что сейчас Петр объяснит ей: все это шутка пьяного кретина, она извинится, уйдет и потом целую неделю будет такое ощущение, будто нахлебалась дерьма.

Но ничего этого не произошло.

Петр шумно вздохнул, будто досадуя на то, что его отвлекают.

— Ладно, — молвил он, являя милость. — Через десять минут дождь кончится и пойдем. Помолитесь пока.

— Я...

Гедда хотела сказать, что она вовсе никакая не христианка, а сюда пришла исключительно по делу, но подавилась. Не дожидаясь этого объяснения, Петр сердито фыркнул:

— Тогда просто постойте, на иконостас поглазейте, все польза. Он, кстати, старинный, еще времен царицы Нейтокрис.

Через десять минут дождь действительно закончился. Петр позвал Гедду, и она послушно поплелась за ним.

Зеленый крашеный купол церкви, осененный бедным, но чистеньким позолоченным крестом, сиял под солнцем. У входа громоздился гроб, из которого глядело восковое старческое лицо, толпились суетливые старухи. Одна шмыгнула мимо Гедды. В Вавилоне этих христиан становится все больше, подумала Гедда.

Петр свернул на боковую дорожку и, шагая размашистым шагом, повел Гедду мимо старых могил. Местами захоронения располагались так близко, что приходилось протискиваться боком. Одежды Петра намокли. Гедда промочила туфли и чувствовала, что вот-вот натрет ногу.

Наконец Петр остановился возле склепа, охраняемого мраморным ангелом. Ангел преклонил колено, приложил палец к губам, распростер крылья. От ветра и дождя он почернел, голуби нагадили ему на голову, но сейчас дождь смыл почти весь птичий помет.

— Шаваиот! — рявкнул Петр так неожиданно, что Гедда подскочила.

— Здеся я, — донеслось из склепа дребезжание старческого голоса.

— Вызывающая здесь, — сказал отец Петр.

— Как назвалась? — недовольным тоном вопросили из склепа.

— Никак.

— Мог бы и спросить.

— Житья от твоих загробщиков нет... — проворчал Петр. — Только и дела мне, что таскать их сюда...

— Сам же в храме сидеть не пускаешь, — огрызнулись в склепе.

За дверью заскрежетало, закряхтело. Петр метнул на Гедду странный взгляд, будто хотел ее подбодрить, но промолчал, только сильно сжал ее руку своими крепкими мясистыми пальцами — и ушел.