Кристиане Ф. - Я, мои друзья и героин

Всё время одно и то же! Если я кому-то рассказывала о своей проблеме, то люди либо оказывались такими же беспомощными как и я, либо в ужасе отшатывались.

Мне пришлось ещё не раз с этим столкнуться.

Медленно я понимала, как легко молодые люди подсаживаются на иглу. Уже по пути в школу на Германн-плац в Нойкёлльне их с нетерпением поджидали дилеры.

Я думала, мне послышалось, когда в моём присутствии во время прогулки по магазинам один их этих типов заговорил с Кристиной. Чаще это были иностранцы, но встречались и немцы. Кристина рассказала мне, откуда она знает этих людей:

«Один продаёт другому, третий четвёртому, пятого знает каждый».

Мне это казалось невероятным! Я подумала, а где мы, собственно, живём?!

Я хотела перевести Кристину в школу на Лаузитцер-плац, чтобы она, по крайней мере, ходила в школу другой дорогой. На носу были пасхальные каникулы, и я хотела, чтобы после них она училась уже там. Я надеялась, что так смогу вырвать её из этого окружения. Это, конечно, было наивной идеей, она так и не удалась.

Директор сразу сказал нам, что очень неохотно берёт учеников из других школ. А для того, чтобы сделать исключение, Кристинины оценки по математике слишком уж плохи. Ради интереса он спросил, почему мы хотим поменять школу. Когда Кристина сказала, что общество в классе её не устраивает, он ухмыльнулся:

«Общество в классе? В средней школе вообще нет никакого общества в классе!» Изза постоянных разборок и препирательств между учениками, пояснил он мне, никакого общества и возникнуть не может.

Я не знаю, кто был больше разочарован, – я или Кристина. Она только сказала:

«Это всё бессмысленно. Мне поможет только терапия». Но откуда я могла вытащить это место в клинике? Я же по сотне раз уже обзвонила все учреждения. В лучшем случае они направляли меня в наркологическую консультацию. В консультациях настаивали на том, чтобы Кристина пришла к ним добровольно. Насколько они отличались друг от друга, – а каждая консультация поливала грязью соседнюю, – настолько едины были они в этом пункте. Добровольность – вот единственное условие для лечения. В противном случае исцеление невозможно.

Когда я сказала об этом Кристине, она ответила: «Да чего мне вообще туда идти?

У них всё равно нет мест. Я не хочу неделями ждать у них в коридоре».

Что мне было делать? Если бы я силой привела Кристину, то нарушила бы их принцип добровольности. В каком-то смысле я понимаю их позицию. В тот момент Кристина не была готова к серьёзной попытке. С другой стороны, я думаю, что такие зависимые от героина дети как Кристина, имеют полное право на то, чтобы им помогли даже против их воли.

Позже, когда Кристину уже по-настоящему припёрло, и она сама, – действительно «добровольно», – хотела на любую, пусть даже самую жёсткую терапию, мы слышали всё то же: «Нет мест, очередь шесть-восемь недель». У меня опускались руки… Я только спрашивала: «А что будет, если мой ребёнок умрёт за эти недели?» Они отвечали: «Ах, да, ещё что: ей следует регулярно являться к нам, чтобы мы видели, насколько она серьёзна в своём решении»… Нет, сейчас я никак не могу упрекнуть сотрудников наркоконсультаций. Так или иначе, они были вынуждены выбирать того, кто получит одно из немногих мест в клиниках.

Таким образом, никакого места нам не досталось, но когда Кристина вернулась с каникул, у меня было впечатление, что необходимость в терапии отпала сама собой, слава богу. Кристина, вернувшись из деревни, выглядела цветущей как сама жизнь. Я подумала, что в этот раз ей действительно удалось.

Она то и дело отпускала нелицеприятные замечания по поводу своей подруги Бабси, которая фактически продалась за героин какому-то старику. Уж она бы никогда не пошла на такое! Она была просто рада, что отвязалась наконец-то от всех этих точек и всей грязи. Она была твердо убеждена, что отвязалась. Она так уверенно это говорила, что я бы и под присягой подтвердила: моя дочь чиста.

Уже через несколько дней она снова вмазалась… Я увидела это по её маленьким зрачкам. И я не могла больше слышать этих её отговорок. «Да ладно, ладно, я только выкурила маленький косячок!» – заявила она мне. Снова начались плохие времена. Она стала теперь беспардонно и нагло лгать мне в лицо, хотя я, – я видела её насквозь. Я посадила её под домашний арест. Но какой тут арест – она снова ушла! Я подумывала о том, чтобы запереть её на все засовы, – ну так она бы из окна выпрыгнула! Второй этаж – всё-таки рискованно!