Андрей Иванов - Бизар

Потирая ручищи, Михаил сыпал словами, нагружал Клауса породами земли и клубнями, завалил сказками о волшебном навозе по самую бороду! От изумления у Клауса шевелились шнурки на рваных кедах. Такого болтуна он еще не встречал. Настоящий экскаватор! В конце своего монолога Михаил подарил Клаусу книгу, которую нашел в своем доме и которая как бы кстати была у него с собой; книга та была про никому ненужные карма-йогу и фэн-шуй. Клаус с улыбкой принял подарок и тем же вечером стопил его в своем камине, покачивая головой.

– Ой-ой, – вздыхал он, – кто к нам приехал! Ну и тип! Ой-ой-ой, это такой фускер [48]. Ой, мистер хлебнет с ним горюшка…

Мишель всем предлагал что-нибудь починить, в чем-нибудь разобраться, втереть чакры или почистить ауру. Он говорил, что читал судьбу по брошенным шейным позвонкам старого гуся. Он обещал мистеру Скоу залатать крышу замка, построить новую крышу над его свинарником, починить отопительную систему (и даже копался в бойлере!), обещал построить библиотеку в хлеву, сделать баню в подвальной прачечной замка, возвести оранжерею на месте свалки и на камнях разбить фруктовый сад!

Патриция сказала Жаннин: «Too good to be true». Жаннин сказала Патриции одно слово – «филу» [49].

Потапов хотел как можно скорей обзавестись собственной недвижимостью. Полагаю, дом в эфемерной коммуне был частью его стратегического плана зацепиться в Дании (начнут выдворять, а у него – дом!). Пообещал бывшей хозяйке – она жила у черта на куличках в похожей коммуне – рассчитаться в течение трех месяцев: по пять тысяч в месяц, – и начал откладывать.

Старик ходил по деревне и твердил, что теперь дела пойдут… Наконец-то, что-то начинает сдвигаться… Чувствуется потепление, не так ли? Старик радовался как ребенок. Скоро все наладится! Посмотрите-ка, кто к нам пожаловал! С таким человеком, с таким мастером, мы мир перевернем! Тракторист, кровельщик, печник, мультиспециалист! Птицевод-хлебопашец! Кладет кирпич. Забивает гвоздь. Лепит, врачует, ворожит! Воду мутит, карты Таро читает с закрытыми глазами! Михаил то, Мишель сё, снимает сливки, вешает лапшу на уши, никого не забудет, всем все простит, мозги вправит, с говном смешает, hallelujah! Будет помогать в работах при уборке леса! Нам нужен был тракторист? Теперь он у нас есть! Нильс не может работать в лесу, Нильс уезжает, а лес надо убирать! Теперь мы можем приступить к работам в лесу! Всех жду у Большого Пня!

Но все сорвалось. Потапов почуял, чем пахнет. Уговорил старика делать крышу над свинарником.

– Пока погода стоит, мистер Винтерскоу, – щурился он. – Давайте крышу сделаем, а потом сразу за ваш лес возьмемся. На тракторе – минутное дело – запросто!

Старик подумал и согласился. Крыша в его временном обиталище текла, потолок провисал, по комнатам бегали крысы, и тараканы ползали по стенам.

– И как он там живет? – удивлялся Михаил. – Ни умывальника, ни туалета.

– Он моется в бочке, во дворе, – сказали литовцы, – бочке, которая стоит под водосточной трубой.

Потапов вздыхал:

– Жил бы себе в замке…

– Там что-то Кьеркегор такое сказал, – лепетал Дарюс, – потому он не может в замке жить… Об этом надо Женю спросить… Он тебе объяснит…

Потапов не стал со мной говорить (он чуял, что я б его послал подальше), ходил да вздыхал, изливая жалость к убогому старцу.

Старик действительно мылся в бочке во дворе – ставил ширму и мылся, черпал посудиной дождевую воду и обливался. Он ходил в туалет на компост в огороде (у него и там была предусмотрена ширмочка); он питался только паштетом, измельченной куриной грудкой с пюре или рисом, который глотал, не жуя, потому как жевать уже нечем было; он носил с собой в кармане лимон, пил чай и дешевое местное вишневое вино.

Мы с литовцами разобрали крышу, сняли бережно черепицу, старик наказал все сохранить, он даже говорил о том, что можно было бы пронумеровать черепицу и доски, он все стремился использовать в будущем при строительстве монастыря, потому что замок был временным решением, он собирался достраивать общежитие для монахов, у которого не было крыши, черепица могла пригодиться, балки тоже. Потому снимали балки с превеликой аккуратностью, осторожно спускали, как людей, вынутых из-под обломков. На чердаке было черте что! Залежи прогнивших газет и журналов, пирамиды слипшихся альманахов. Пыль и труха. «Наука и Религия» – номеров сто! «Роман-газета» – номеров пятьдесят! Михаил насобирал по паре-тройке номеров «Вокруг света» и «Искателя», понес к себе домой. Но утром выкинули: так они воняли, жаловался он, дышать было нечем!