Откуда-то взялся Ванька, юлой вился вокруг Михаила, шестерил, из кожи выворачивался, стелился перед ним, разгружал с маниакальной осторожностью, тенью плыл подле Потапова, а тот его словно и не замечал, под ноги смотрел, надувал губы и деловито что-нибудь крутил-вертел, хапал ручищами вещи, широким шагом вносил в дом комод, громко ступая и прочищая горло. Иван помогал распаковывать. Заглядывал в рот Михаилу. Спрашивал: «Ножом веревку, Мих? Али развяжем, чтоб веревку сберечь?» – «Да ножом, – отвечал углом рта Потапов, – вот еще из-за такой фигни возиться будем! Надо будет, раздобудем… Уж веревку-то…»
Ванька старался угодить на каждом шагу. Варил крепкий чай, крутил сигаретки, пива достал. Потапов вел себя, как блатной после отсидки. Все принимал без единого слова, как само собой полагающееся. Взгляд его был туманный. Устремленный вдаль. Ни на кого вокруг он не смотрел. Важно оглядывал новое обиталище. Только один гневный взгляд бросил в сторону соседей, голландцев. По-воровски пожал мне руку, глядя в сторону, и спросил, не прибрали ли себе голландцы его огородный участок. А потом пошел выяснять, где и сколько квадратных метров ему причиталось. Он уже готов был что-то там сеять, сажать! Это было поразительно! Что могли пятьдесят дней в тюрьме с человеком сделать! Сколько в нем появилось важности! Сколько значительности! Сколько презрения ко всему остальному миру! Слава богу, про меня они быстро забыли. Были вещи поважнее. Коробки, тесемки, пакетики, антенна, проводка, всякая бестолочь…
Целую неделю Михаил с важностью ходил вместе с мистером Винтерскоу по деревне, они говорили по-русски, все вокруг разевали рты, ничего не понимая. Старик знакомил Потапова с каждым представителем коммуны; Михаил пожимал руки, представлялся: «Мишель зе Свипер» [47]. Старик всем говорил, что наконец-то нашел человека… надежного человека… который умеет все: и трактор водить, и корабль построить, трубы прокладывать, печи класть, он починит крышу, он вылечит пилы от ржавчины, очистит лес… и все время говорил – надежный человек… русский… где еще искать надежных людей, как не в России?!.
Я даже смеяться не мог, так мне было противно его появление. «Мишель зе Свипер». Какой дурак! И никто не смеялся – ни над стариком, ни над Мишелем. Михаила серьезно приветствовали, приглашали, выражали надежды на улучшение. Я даже краем уха ухватил обрывок разговора между Басиру и Ивонной.
– Ну, может, что-то да изменится к лучшему теперь, – сказала тетушка, поглядывая на то, как старик вел в замок Михаила. Басиру кивал, Ивонна продолжала: – Может, начнется реконструкция замка…
– Может, наладятся отношения между коммуной и Винтерскоу… – говорил Басиру.
Это было хуже всего! Я ожидал, что Потапова быстро вычислят и выставят из коммуны.
«Ладно старик, – думал я, – он слепо любит русских. Но Ивонна?.. Эдгар?.. Гюнтер?.. Ау, ребята?!»
Как матерый клещ, Потапов въелся в рыхлую сердцевину коммуны, прирос, присосался, строил планы, плел паутину, был в курсе всех интриг, сидел на собрании в уголке и тихо улыбался, посверкивая узенькими глазками.
Ивонне в лоб пообещал ремонт крыши. Она застонала:
– Да уже десять лет ждем, когда придет кто-то и сделает.
– Сделаем, тетя, сделаем, – заверял ладошкой Потапов, подмигивая Басиру, африканский великан тоже улыбался, пасуя перед русским. Мишка сказал, что без проблем уладит этот вопрос: – Крыши в Сибири – наша специализация! Дорогая тетя, мы вам такую крышу справим, раз в год топить будете! Больше не потребуется!
Все всплеснули руками. Старик торжествовал: «Я обещал вам царство небесное?.. Вот оно!..»
Потапов разузнал, кто у него были соседи. Разобрался с голландцами: бельевой веревкой поделил огород. Погнал все семейство вниз по тропинке к домику Гюнтера. Заставил жену восхищаться старинным колодцем. Пока Маша с Иваном и Лизой плевали в колодец Гюнтера, Потапов с Адамом на плечах наплел немцу чего-то такого фантастического про компьютеры, что тот после этой беседы долго говорил о необычайных познаниях Михаила в этой области. Все потому, что никто в Хускего не шарил в электронике, немцу не с кем было лясы точить, для него Михаил стал отдушиной (носителем дигитальной тайны). Все от скуки, все глупости в жизни случаются только по этой причине! Они обменялись какими-то дисками, договорились о долговременном сотрудничестве, и Михаил погнал свою семью вверх по тропинке. Возле домика Клауса ему уже не пришлось стараться; Маша и Лиза сами без понуканий пришли в бурный восторг от огромного сада, который разбил старый инвалид. Клаус здорово поработал – не верилось, что инвалид. С лопатой и скребком мелькал целыми днями, а как наступал день инвалидной комиссии, серел, кривился и с квадратной деревянной спиной медленно направлялся к такси (оплату за проезд ему возмещали). В саду Клауса было цветов больше, чем в копенгагенском ботаническом саду! Ему отовсюду привозили клубни, и он их сажал. У него даже чилийские перцы росли и пейот, который привез Иоаким из путешествия по Мексике! Такое было у Клауса хобби.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу