Маилис де Керангаль - Чинить живых

Небо за стеклом бледнеет; светлеют страницы журнала, они обнажают всю палитру голубых тонов: от чистого, режущего глаз кобальта до насыщенного бирюзового, почти зелёного, такого яркого, что, кажется, его нанесли акриловыми красками; то тут, то там мелькает след от доски для сёрфинга: крошечная белая пенная полоска на феноменальной глади, даже стене воды; парни старательно моргают, шепчут «чёрт возьми!», но всё же у-ух до чего здорово; затем Крис откидывается назад, чтобы взглянуть на экран мобильного, который сияет мертвенно-синеватым светом, подсвечивающим лицо снизу, лепя, искажая его черты, выдающиеся надбровные дуги, выступающую вперёд челюсть, сиреневатые губы, а молодой человек громким голосом зачитывает полученную информацию: Птит-Даль [10] Птит-Даль (Les Petites Dalles) — посёлок в департаменте Приморская Сена. — Примеч. ред. сегодня, волнение на море почти идеальное, юго-западное и северо-восточное, волны от метра пятидесяти до метра восьмидесяти, — это будет лучшая сэшн года; после чего он торжественно провозглашает: зададим жару, yes, [11] Да (англ.). мы будем реальными kings; [12] Здесь: хозяевами положения (англ.). английский вплетается в родную французскую речь, вплетается постоянно, по делу и без надобности, словно они живут в попсовой песне или в американском сериале, словно они герои, иностранцы; английский придаёт лёгкость таким весомым, огромным словам жизнь и любовь, которые превращаются в воздушные, почти ничего не значащие life и love; в конечном счёте английский — это стыдливость; и Джон, и Скай важно кивают головами, единодушно соглашаясь с приятелем: йе-э, big wave riders, kings. [13] Всадники больших волн, крутые ребята (англ. сленг).

Время пришло. День вступил в свою зачаточную стадию, когда бесформенное обретает форму: все элементы выстраиваются в нечто зримое, небо отделяется от моря, возникает линия горизонта. Трое парней готовятся; готовятся методично, следуя заведённому порядку, ставшему уже ритуалом: они смазывают доски, проверяют крепления leash, [14] Трос, которым сёрф привязывают к ноге (англ.). натягивают специальное полипропиленовое нижнее бельё и лишь затем надевают комбинезоны, гримасничая и изгибаясь, словно акробаты; неопрен плотно прилегает к коже, порой царапая, а то и обжигая её; причудливый танец резиновых марионеток: каждый требует помощи у соседа, и они вынуждены взаимодействовать, касаться друг друга; после чего наступает черёд ботинок, шлемов-капюшонов, перчаток, и они снова запирают фургон. Вот они спускаются к морю, доска-сёрф зажата под мышкой; лёгкие, гибкие молодые люди широкими шагами преодолевают прибрежную полосу, там, где мелкая галька с адским шумом разлетается у них из-под ног; вот они уже у кромки воды: осматривают расстилающееся перед ними пространство — хаос и праздник, — закрепляют leash вокруг лодыжек, поправляют капюшоны, утончая линию оголённой кожи на шее до минимума, потуже затягивают шнуровку, крепят застёжку-молнию — ведь речь идёт о полной герметичности, о том, чтобы лишний раз не потревожить юношескую кожу, которая так часто бывает усыпана прыщами, краснеющими и на верхней части спины, и на лопатках; и вот Симон Лимбр вскидывает руку с татуировкой маори на предплечье: этот жест, эта вскинутая напряжённая рука означает, что сэшн началась, let’s go! [15] Поехали! (англ.). — наверное, сейчас их сердца подстёгивают тело; наверное, эти сердца хрипят, медленно встряхиваясь в грудных клетках; наверное, они тяжелеют, растут, начинают биться всё быстрее и быстрее, сбиваясь с ритма, и в этом биении чередуются два элемента, два удара: ужас и желание.

Они входят в воду. Не вопят, когда их тела, облепленные гибкой плотной мембраной, которая хранит тепло — тепло, производимое каждым мышечным взрывом, — погружаются в волны; не издают ни единого крика, а, гримасничая, одолевают преграду из катящихся камней, в пяти-шести метрах от берега ноги уже не касаются дна; наклоняются вперёд и ложатся плашмя на живот на доску, а затем гребут, гребут со всей силы; их руки врезаются в поток; и вот зона прибоя уже остаётся позади, а они выбираются на морской простор.

В двухстах метрах от берега море обретает сплошное напряжённое волнообразное движение: оно опадает и выгибается, подымается и колышется, как простыня, брошенная на пружинный матрас. Симон Лимбр растворяется в этом движении; он гребёт к line-up, к этой зоне открытого моря, где сёрфер ждёт появления волны; он убеждается, что Крис и Джон где-то поблизости, слева от него, два небольших чёрных поплавка, едва различимых на водной глади. Вода тёмная, мраморная, венозная, цвета олова. По-прежнему никакого сияния, никаких бликов, — только белёсые частицы, припудрившие поверхность моря, словно сахар; вода ледяная — девять-десять градусов, не больше; Симон никак не может оседлать пару-тройку волн; он знает, что сёрфинг в холодной воде истощает, изматывает, что через час он спечётся: необходимо выбрать самую лучшую из только что сформировавшихся волн, вал с достаточно высоким, но не слишком заострённым гребнем; волну, завиток которой раскроется достаточно широко, чтобы принять в себя его, Симона; волну достаточно мощную, бег которой не замедлится ни на секунду, пока её накипь не разобьётся о прибрежный песок.