Владимир Губайловский - Учитель цинизма

Аркаша жил на 14-м этаже. Сосед его отсутствовал. И мы расположились вполне вольготно. Помыли стаканы, разлили портяшку. Тяпнули. Повторили. Еще повторили.

Разговор неизбежно свернул на Аполоныча. Я спросил:

– А ты помнишь этот рассказ Грина?

– Какой?

– Тот самый, про Дьявола Оранжевых Вод.

– Нет, я Грина вообще мало читал. Разве Грэма.

– Там один человек, необыкновенно деятельный англичанин, встречает другого – какого-то расслабленного – русского. И англичанин все время что-то такое затевает, куда-то едет, на обезьян охотится, а русский его все время подзуживает – типа соблазняет: зачем нам куда-то идти, давай в лесу останемся, просто ляжем и потихоньку кони бросим, а то люди, они плохие, обижают все время, с ними жить нельзя. А ситуация у них прямо аховая. Жрать нечего, как из лесу выбираться – непонятно.

– И что англичанин?

– А тот ни в какую.

– И чем сердце успокоилось?

– Русский сказал, что никуда он идти не хочет, взял у англичанина револьвер с одним патроном и решил застрелиться.

– А что англичанин?

– Он спокойный, как слон. Хочешь – стреляйся, говорит.

– А русский?

– Заплакал и застрелиться не смог. Застрели, говорит, меня.

– А англичанин?

– Он решил – почему не оказать товарищу услугу? Ну и натурально застрелил.

– Во как.

– Застрелил, а сам на корабль устроился матросом и уплыл в Шанхай.

– Круто. А почему Дьявол Оранжевых Вод?

– Дьявол – потому что искушал, а про оранжевые воды, наверно, для красоты. Хотя постой: они там костер развели у самого берега реки, и вода стала оранжевой. Я где-то такое видел.

– Невеселая история.

– Почему невеселая? Очень даже поучительная. Типа не слушай дьявола. Выгребай, пока силы есть.

– А если сил нет? Но если уж этот русский был дьявол, то последнее его искушение состоялось. Англичанин его убил, значит, заповедь-то нарушил и душу свою погубил.

– Нарушил, точно. Но только не мучился и не раскаивался. Не Раскольников какой-нибудь.

– А ведь Грин-то – русский.

– Русский. Повторим?

Аркадий кивнул и хлопнул себя по лбу.

– Я ведь должен тебе передать приглашение на свадьбу.

– И кто же та счастливица, на которую ты так глаз положил, что она не устояла?

– Я тут ни при чем, то есть немного «при чем». Я тоже приглашен. Аполоныч женится.

– Надо же, какая удача. На Кассандре?

– Ее, кажется, Галя зовут.

– И что эта Галя? Ты ее видел?

– Видел. Заходила как-то. Маленькая такая, невзрачненькая. Она его однокурсница еще с физфака.

– Дима же лет пятнадцать назад с физфака вылетел.

– Вот с тех пор она в нем души и не чает. А он только что созрел. Говорит, ей жить негде. Она где-то в ящике работает и в общежитии живет.

– Пятнадцать лет? Да, не кисло. То есть кисло как раз, даже горько.

– Аполоныч говорит, будет кому его из дурки забирать и передачи носить. А то без родных-то неохотно отпускают. И вообще жалуется, что устал онанизмом заниматься.

– Да, к тридцати пяти годам можно и устать. Значит, брак по расчету?

– Типа того. По взаимовыгодному. Он ей – жилплощадь, она ему – прочие услуги. Но вообще-то к нему девушки заходят. Нечасто, правда.

– Не встречал.

– Как-то заглядывала одна сумасшедшая художница. Красивая, но, правда, на всю голову… Безумие буквально в глазах. Смотрит на тебя, и непонятно, то ли прямо сейчас раздеваться начнет, то ли пырнет ножичком. Дикое зрелище, но возбуждающее. Меня Дима спать услал и велел не выглядывать.

– И где же будет праздничный ужин? В «Арагви»? Или в «Метрополе»?

– Мы же не филистеры. Будет все скромно, по-домашнему, мы с тобой приглашены, еще Дьявол этот тоже приглашен. Подарок нужно придумать. Коромысло не предлагать.

– Коромысло – это в прошлом. На такие подвиги люди способны только в бесшабашной молодости, курсе на втором. И вообще подарки – мещанский обычай. Предрассудок и пережиток. Портвейна вот купим и цветочков, и хватит с них. Кстати о портвейне. Повторим?

Мы повторили. Еще раз повторили и дополнили. По мере того как темная жидкость переливалась из бутылки в наши крепкие молодые организмы, мы становились все возбужденнее. Разговор потерял всякую связность, пепельница наполнилась окурками. И душа захотела простора. А где у нас простор? Простор у нас на крыше.

И мы бодро потопали по этажам. Маленькие башенки на крыше университета только снизу маленькие – на самом деле это дома в пять с лишним этажей. Пять этажей жилых, а сверху еще что-то вроде каменной беседки. Мы добрались до башни и через окно вышли на крышу. Это довольно высоко. При низкой облачности облака буквально ползают на брюхе по университету. А вообще на крыше была большая помойка. Там можно было встретить непарную обувь или, например, учебник по истории КПСС. Эту крышу облюбовали вороны. И когда обитателям башен особенно сладко спится на утренней зорьке, эти вороны устраивают настоящий фестиваль – кар-р-р-р стоит такой, что не только спать невозможно, соседа не слышно. Вот тогда-то и летят в них подручные предметы, какие не жалко. Толку от этого нет никакого, вороны поднимутся на минуту и опять за свое, но моральное удовлетворение – безусловное.